«Чай отдает землей»: переболевший ковидом казанец — о том, что зараза никуда не ушла

Всем привет! Я корреспондент 116.RU Александр Виноградов. Неделю назад мы вместе с женой подхватили ковид и заболели. Нет, не в легкой форме. Хотя до этого прививались, как полагается, и болели. На своей шкуре проверил, вирус никуда не ушел. Он продолжает мутировать и путешествовать по нашим телам. Недавно появился новый штамм — «пирола», еще более заразный. В России его еще нет, но стоит готовиться. Пока болеем тем, что есть.

Сразу скажу, я не врач. В медицинских делах почти профан, и для меня болезнь не профессия, а только часть жизни. Не самая приятная часть, но важная. Болеть тоже надо уметь. Болезнь ставит на паузу дела, дает привести мысли в порядок (как только появляются на это силы). Ну и еще дает повод подумать о вечном. Кто знает, может, эта болячка последняя?

Расскажу, как болели мы. Первой неладное почувствовала супруга. Встала утром с больным горлом и слабостью. Днем она отправила меня пройтись с коляской и трехмесячным малышом. На улице стояла теплая сентябрьская погода, гулял легкий ветерок. Я даже почувствовал, как пот стекает по спине. На обратной дороге защекотало в носоглотке. К вечеру поднялась температура — до 38 градусов.

Весь следующий день прошел как в тумане. Когда становилось легче, правил текст, который должен был дописать. В другие часы лежал как труп — под одеялом и в окоченении. Кульминацией дня стал поход за парацетамолом и медицинскими масками в аптеку. Это было нелегко.

В тяжелой болезни, вероятно, есть что-то от наркотического трипа. Ковид делает тебя беспомощным и раздавленным — героем экспрессионистского полотна. Солнце уже не светит, а жестоко бьет в глаза, ветер издевательски норовит залезть под одежду. Идешь, обливаешься потом, реакции заторможенные. Кто знает, что это? Удар по нервной системе? В больном сознании очертания вещей норовят вырваться за отведенные границы. Хочется лишь одного — снова под одеяло. Такое оно, путешествие «туда и обратно» — до аптеки и назад.

Как ни странно, из всех нас троих не заболел только ребенок. Возможно, всё дело в чудодейственном грудном вскармливании. Или в том, что у младенцев вообще иммунитет сильнее. Для нас с женой такой оборот означал одно — введение санитарных ограничений в квартире сроком на неделю. Поэтому, собственно, потребовались маски. К малышу только в них. На руки — в крайней необходимости. И регулярные влажные уборки.

У меня продержалась высокая температура три дня. Затем как-то быстро спала. Остался белый налет на языке, осипший голос, кашель и слабость. Следующие полнедели ходил как выжатый. Обливался потом и пил лекарства. Кстати о них. Это иммуностимулирующее «Гриппферон», отхаркивающее «Аскорил», антивирусное арбидол и витамины D и С.

Еще одна интересная деталь — вкусовые галлюцинации. На время болезни я почему-то чувствовал сахар в обычной воде. Жена жаловалась, что чай «отдает землей». К счастью, это прошло.

У жены температура спала через сутки. Но через три дня случился рецидив — резко стало хуже. На градуснике столбик дотягивался до 39 градусов. В таком состоянии она пролежала два дня. Спасал детский «Нурофен» — одно из жаропонижающих, которое можно принимать при грудном вскармливании. На следующей неделе снова скачок температуры. С тревогой ждем, что дальше.

К чему это я всё? Повторюсь, ковид никуда не ушел. Умирать от него стали гораздо реже, но свою специфику эта дрянь всё же имеет. Бьет она по разным органам — от легких и почек до нервной системы. От болезни отходишь не сразу. Сохраняется усталость, рассеянность. К этому прибавляется раздражительность. Постковидный синдром может длиться месяцами. Так как ковид болезнь относительно новая, еще непонятны до конца долговременные последствия. При этом вакцина от новых штаммов не сильно спасает (по крайней мере меня не уберегла).

Но не буду сгущать краски. Есть заболевания и поопаснее. Тот же самый грипп. Во время эпидемии его разновидности под названием «испанка» в 1918–1920 годах умерло до ста миллионов человек. Среди них было немало знаменитостей. Например, звезда немого кино Вера Холодная, художник Густав Климт.

Самая страшная участь постигла австрийского живописца Эгона Шиле. Незадолго до смерти он написал групповой портрет — себя, свою беременную жену и неродившегося ребенка. «Испанка» убила их всех. Сначала на глазах художника угасла супруга, через три дня умер он сам. Ужасная смерть.

И всё же сто лет назад мир не вводил масштабных санитарных ограничений, не перекрывал границ. Человечество было занято вещами поинтереснее — мировой войной. Упущение было исправлено в наше время. Мы стали свидетелями новых способов слежки и контроля за гражданами. Оказалось, что лишить личной свободы сотни миллионов людей не так уж и сложно.

Вопрос не в карантине и вакцинации. Эти меры проверены столетиями. Но есть ли пределы у их применения? Государство доказало, что ограничений нет. Как недавно подсчитали «Ведомости», у нас в России, например, власти 15 регионов (в том числе Москва) всё еще сохраняют режим повышенной готовности, ограничивающий пикеты и митинги. Казалось бы, абсурд, но нет. И кто знает, не вернутся ли жесткие антиковидные ограничения снова? Нет предела заботы о гражданах у нашей родины, и это пугает.