«Читала "На дне"? Про нас писал»: кто и как живет в старой казанской общаге, которая застряла во мраке и тлене

Каждый раз после погружения в неизвестную для нас обстановку и непривычные обстоятельства мы начинаем чуточку иначе смотреть на окружающий нас мир. Так было и с походом в злачные казанские «наливайки», где прожженный пьяница пытался выбить телефон у нас из рук, и при попытке отмыться в старейшей бане в самом центре города, откуда мы в итоге дали деру, увидев полнейшую антисанитарию.

После таких вылазок мы в полной мере понимаем, что мир очень большой, и даже в родной и хорошо знакомой Казани еще достаточно того, что может поразить до глубины души. И хотя в моменте нам бывает и страшно, и брезгливо, но по итогу такие эксперименты помогают сделать некую переоценку своей жизни.

На сей раз корреспондент 116.RU Юлия Шамсутдинова решила пойти дальше и заглянуть поглубже.

Никогда в жизни не сталкиваясь с общежитиями в любом их проявлении, я отправилась в одно из них, чтобы понять, чем живут его обитатели. А вернее — ответить на вопрос, зачем они остаются строить свою жизнь в таких условиях.

После долгих минут изучения потенциальных пунктов назначения выбор пал на общежитие домостроительного комбината на ул. Братьев Касимовых. Здание, построенное еще в 70-е, изначально предназначалось для работников производства, но в 2000-х комнаты приватизировали, и сейчас дом населяют жильцы абсолютно разных профессий и жизненных укладов. И большое количество негативных отзывов бывших владельцев комнат наталкивало на мысль, что будет интересно.

Отправляясь туда с разведкой на час или два, я внезапно застряла почти на целый день, слоняясь по этажам и длинным коридорам, не способная оторваться от подглядывания за чужой жизнью. Совсем не такой, как я привыкла видеть, и оттого столь притягательной. Если бы это был сценарий к фильму, знайте: вам бы предстояло посмотреть настоящий триллер — от спокойного и расслабляющего вступления до неожиданной развязки с драматичным финалом.

Подъехав к дому на ул. Братьев Касимовых, я сперва подумала, что совершила ошибку и назвала таксисту неверный адрес. В погожий, по-весеннему солнечный и радостный день я ожидала выйти у — на контрасте — страшного, облезлого здания, напоминающего декорации к фильму ужасов. Но меня встречала прилично выглядящая 10-этажная высотка с пластиковыми окнами. Кажущаяся вполне уютной и современной.

Крыльцо и подъездная дорожка были вычищены от снега, и я тут же написала редактору, что место нам не подходит — слишком всё благополучно. Но всё же решила дать ему шанс. Для начала обошла дом со всех сторон, и, надо признать, это заняло немало времени. Он оказался гораздо больше, чем я думала. Несмотря на то, что вход в общежитие всего один, как, собственно, и подъезд, визуально кажется, будто нужна еще парочка. Чуть позже, оказавшись внутри, мое непонимание только увеличится.

С виду действительно всё хорошо, эти пластиковые окна, абсолютно все без исключений, совершенно выбили меня из колеи, ну, неужели внутри тоже всё привели в порядок, и я приехала в самую образцово показательную общагу Казани?

С другой стороны дома я увидела вообще незастекленные общие балконы, обшитые дешевым сайдингом, и от души слегка отлегло. На некоторых этажах кое-где колыхалось разноцветное белье, а значит, жизнь внутри есть, и нам пора начинать наше погружение.

Попасть внутрь оказалось не так-то просто, пришлось караулить кого-то из обитателей дома, чтобы прошмыгнуть вслед за ним. От рассекречивания абсолютно негаданно откуда взявшейся бабушкой-консьержкой на первом этаже меня спас счастливый случай: за мной и местным жителем увязались двое парнишек 10–12 лет. Бабуля коршуном накинулась на них, неосознанно дав мне время на то, чтобы слиться со стеной и скрыться в темноте глубин подъезда.

Мальчишек, которые хотели немного согреться, бесцеремонно и очень громко выставили на холод. Нервно сглотнув застрявший в горле сгусток страха, я постаралась не думать о том, как бы расправились со мной.

Очень большое фойе, я бы даже сказала, огромное, ярко-синие стены, большое количество почтовых ящиков и, к моему удивлению, фитнес-зал. Таким оказался первый этаж. Справа от входа в глубине скрывались лифт и лестница. Опрометчиво приняла решение ехать на самый верх и буквально опускаться всё ниже и ниже, исследуя местность. Лифт, к слову, выглядел хоть и старым, но всё же не хуже тех, что я по долгу службы видела в менее возрастных казанских многоэтажках.

Двери лифта открываются на десятом этаже, со скрипом, натужно, и в нос бьет резкий неприятный запах. Поначалу кажется, что кто-то здесь долго курил одну за другой дешевые сигареты, потом обоняние распознает нотки аромата немытого тела и грязной одежды. Осторожно спускаюсь ниже — на том этаже, где вышла, только закрытый вход на крышу — и вижу сначала переполненные банки с бычками в углах, а лишь затем что-то странное.

Сердце начинает отплясывать кадриль, потому как кажется, что я смотрю на спящего бездомного. Затем становится еще страшнее, потому что фантазия, обогатившаяся не самым хорошим зрением, подкидывает более зловещую картинку: бездомный не спит, он умер и разлагается у батареи.

Рискнув подойти поближе, выдыхаю: это всего лишь одежда, ни человека, ни его останков. Очень похоже на забронированное бездомным место для ночлега. Рядом валяется всякий мусор и в углу красноречиво стоит пустая бутылка дешевой водки. Теперь уже будучи внутри, а не снаружи, думаю, как нелепо выглядят эти пластиковые окна в общежитии.

Пока медленно спускаюсь с верхнего этажа вниз, подмечаю разные детали. Старая советская плитка на полу, где-то деревянные двери в комнаты, где-то — более основательные, железные с прочными замками. Много оставленных на лестницах вещей — от заношенной пары обуви до потрепанных дубленок, которые были модными еще лет -дцать назад.

Запах стоит хоть и ужасный, терпкий, прилипающий к вещам и коже намертво, но к нему довольно быстро привыкаешь. Он здесь родной, это я инородная. Иду медленно, оглядываюсь, боюсь сделать лишний вздох. Голова кружится, на шестом этаже начинаю слышать присутствие людей — кто-то ругается, громко и с надрывом. Двое мужчин орут друг на друга благим матом, не стесняясь в выражениях и используя жаргоны, от которых у меня краснеют уши, а ноги сами несут меня вниз по лестнице — подальше от источника шума.

Еще ниже за стенкой плачет ребенок, надрывается, невольно прислушиваюсь, пытаясь на слух определить его возраст. От резкого, тяжелого мата в адрес малыша подскакиваю на месте, широко вытаращив глаза. Его еще какое-то время пытаются успокоить отборной нецензурной лексикой, а потом, как по щелчку, наступает тишина. В висках стучит смесь ненависти и отвращения. Пытаюсь сконцентрироваться на окружающей меня обстановке, чтобы отвлечься.

Так удивившие меня поначалу пластиковые окна во многих местах разбиты, уничтожены, в осколки воткнуты бычки, которые здесь, кажется — неотъемлемая деталь интерьера. Замки на выходах на общие балконы, где кто-то складирует ненужные вещи, а кто-то сушит белье, не спасают от попыток взлома — в пластиковых дверях можно увидеть зияющие рукотворные дыры.

Думаю, что быстро справилась, добравшись, наконец, вниз, смотрю на часы и понимаю, что путь занял больше часа. Как такое возможно? Сложно понять, как будто я оказалась в гнетущей петле времени, но я рада, что выбралась. Обдумываю, достаточно ли увидела, прошмыгиваю мимо комнаты комендантши, судя по звукам, занятой просмотром какого-то ТВ-шоу с глупым закадровым смехом. И тут вижу кое-что еще.

Блуждая по лестницам и разглядывая состояние стен и окон, я упустила из виду то, что было очевидно, когда я стояла на улице, но моментально выпало из сознания внутри. Дом, как я уже отметила ранее, очень длинный, а вход в него лишь один. То количество квартир, что я обошла стороной, явно не соответствовало масштабам общежития. И тут я поняла, что есть еще один лифт — в другом конце фойе.

Если до этого я думала, что попала в какое-то Зазеркалье, то теперь понимаю, что то была еще Страна чудес. В этой части общежития хуже, гораздо. Во-первых, всё начинается с лифта, который исцарапан оскорблениями для каждого входящего, в углу пахнет испражнениями, и неприятно прикасаться к кнопкам. Я по проверенной схеме еду на последний этаж.

Начав свой очередной путь вниз по лестницам, отмечаю и то, что, во-вторых, здесь люди более агрессивны. Проломлены не только стекла и пластик, но и кафельные плитки, двери, замки на общих балконах выдернуты с мясом. В этой части здания грязнее, угрюмее, не везде горят лампочки. Ветер гуляет по этажам, заставляя меня поежиться, однако свежести он не приносит, наоборот, нагоняет больше зловония.

В-третьих, эта половина дома живет, я чувствую ее дыхание, она, словно живое существо, издает свои монотонные звуки из-за каждой двери, и это не кажется чем-то пугающим, как внезапные громкие крики в начале моего путешествия. Закипающий чайник за деревянной дверью на седьмом, заливистый смех из-за железной перегородки на шестом, лающий кашель на пятом. И завалы вещей — взрослых и детских — на общих балконах.

Единственное, что, кажется, остается неизменным на всей территории общежития, — это любовь местных жителей к сигаретам. На некоторых этажах еще даже не успевает рассеяться табачный смог, когда я появляюсь на лестнице, а помимо стеклянных банок для окурков используют и кофейные жестянки, и емкости из-под консервов. Они абсолютно повсюду.

И именно благодаря никотину случается мое первое столкновение лоб в лоб с обитателем общежития — он вылетает из своего тамбура, в растянутых трениках и желтоватой то ли от времени, то ли от грязи майке, в клетчатых тапках на босу ногу, практически врезаясь в меня.

С Михаилом, чье отчество я не могу вспомнить уже который день, нас сводит его любовь к курению и моя секундная растерянность, но по его мнению — богиня любви или, на худой конец, ее прихвостень Купидон. Меня затягивают в очень долгий и неловкий разговор, за время которого Михаил, пусть будет Нургалиевич, потому что кое-кого мне напоминает, успевает выкурить четыре сигареты до фильтра.

Замкнутое пространство не играет мне на руку — отступать сложно, разве что обратно, на этаж выше, что выглядело бы еще более странно, чем вся эта ситуация. Мужчина, которому на мой не самый острый взгляд где-то между 45 и 60, спрашивает, что я здесь делаю, почему он раньше меня никогда не видел, и рассыпается в липких комплиментах.

На ходу сочиняю, что пришла, потому что раньше здесь жили родственники, и на меня нахлынули воспоминания, решила взглянуть, что здесь сейчас, да как. Михаил Нургалиевич живет в общежитии с 1991 года, заезжал в комнату к будущей жене, успел жениться, развестись, запить, бросить, снова жениться, овдоветь и снова запить. История его жизни льется горьким дегтем, и ни одной ложки меда в этом рассказе не предвидится.

Пытаясь сменить тему, отмечаю, что удивлена тем, что не увидела ни одного таракана. Этот момент и правда меня волнует, я ожидала увидеть полчища. Старожил общежития заметно оживляется и начинает убеждать меня в том, что тараканов много, очень много, и все они — в его комнате. Приглашает меня взглянуть, и поначалу я даже начинаю движение в сторону его комнаты.

— Там за кроватью их целая куча, ты залезай, загляни. Ты не переживай, соседей пока нет, все на работе, — эти слова возвращают меня в реальность, как будто сбрасывая с меня никотиновую одурманивающую дымку пассивного курильщика-барана.

Считаные секунды занимает развернуться на каблуках и побежать обратно к лестнице, громко скандируя, что меня ждут в другом месте. Никто меня не преследует, что удивительно, но скрываясь на лестничном пролете, слышу брошенное в спину: «Шалава».

Четко отпечатавшаяся на моем лице паника видимо заметна невооруженным глазом, и пожилая женщина между четвертым и третьим этажами, с мусорным ведром в руке, даже приостанавливает меня. Говорит вежливо и по-доброму, уточняет, не стряслось ли чего.

— Ох, милая, ну такой уж тут дом. Читала, наверное, в школе «На дне»? Про нас писал. Ей Богу, про нас. Тут хмырь на хмыре и хмырем погоняет, ты лучше не ходи сюда лишний раз. А чего вообще пришла? — начинает рассыпаться в предостережениях женщина, чье имя я так и не узнала.

На сей раз изо рта сама собой вылетает история про то, что я подумываю снять здесь комнату. Кажется, эта версия надежнее, чем предыдущая про ностальгию. И обитательница общежития охотно в нее верит, но замечаю, что продолжает держаться особняком. Подсказывает: на восьмом, в такой-то квартире как раз есть свободная комната, но ее, кажется, не сдают, а продают.

— Но ты сходи, прям щас давай, вызывай лифт, сходи, узнай. Хозяин Ленар, он точно дома, он всегда дома, дурень сам в одной из комнат живет, он не так давно вернулся откуда-то с заработков и теперь празднует. Иди давай, вдруг твой шанс! — буквально заталкивает меня в лифт воодушевившаяся женщина.

Оказавшись у нужной квартиры, замечаю, что дверь в тамбур открыта. Звонка нет, а стучать как будто бы нет смысла — навряд ли услышат. Тихонько захожу внутрь, готовясь защищаться, если вдруг кто подумает, что я пришла с дурным умыслом. Осознаю, что нервы уже на пределе, но дама с мусорным ведром настолько зарядила меня на задачу узнать про комнату, что про себя думаю: ну, хоть посмотрю, как тут всё устроено в жилых помещениях.

Ступаю осторожно, но под ногами предательски скрипят половицы, почти что стонут от боли, такой неприятный и берущий за живое звук. Судя по всему, в ванной комнате шумит вода, но меня быстро обнаруживают, как только кран закрывается. Вышедший навстречу взъерошенный парень, очень худой, без футболки, но в шортах с неправильно написанным спортивным брендом, грубо спрашивает, что я здесь забыла.

— Сука, она ко мне всех своих будет отправлять что ли, — шипит он сквозь зубы, услышав мой ответ. — А че, сколько бабла есть? Вдруг не хватит.

Пытаюсь вести конструктивный диалог, но с каждым ответом, закатыванием глаз и цоканьем понимаю, что я не по адресу. Уточняю, могу ли для начала взглянуть на комнату, чтобы понимать, за что именно буду торговаться.

— А ты деньги вначале покажи, вдруг у тебя их вообще нет, — ошарашивает меня уже кажущийся каким-то дерганым Ленар.

Мой лепет про то, что деньги на карте, и уж с наличкой, не зная конкретную сумму, я бы в общежитие не пришла, да и про комнату-то мне рассказали только что, его не устраивают. Он ведет меня на кухню, которая, вынуждена заметить, выглядит вполне себе прилично для такого места, заставляет присесть на табуретку и задумчиво чешет спину.

— Вообще за 700 косарей комнату отдаю, но тебе не дам. За лям только, минимум, у тебя деньги явно водятся, — в этот момент он взглядом указывает на мой телефон, который я интуитивно сжимаю в руках до побелевших костяшек, будто его сейчас будут отбирать. На секунду тяну с ответом — по столу бежит большой, бодрый, рыжий таракан. Смело вышагивающий по клеенке с липкими пятнами от чая, шевелящий длинными усами, отвлекает. И очень хочется вот так же красиво уметь ушагивать прочь.

Беру себя в руки и максимально вежливо поясняю, что сумма для меня большая, да и комнату я так и не увидела, ну и пора мне, не хочу отвлекать незнакомого человека от важных дел. Быстро ретируюсь, стараясь не поворачиваться к Ленару спиной. И вновь погони нет, слышу лишь какое-то бухтение и грохот захлопнувшейся двери позади.

Когда до спасительного первого этажа остается 1,5 пролета, замечаю странную дверь будто бы с вырезанными кусками. До этого, выше, видела железную со множеством вмятин. Снизу как раз поднимается молодая девушка с маленьким ребенком на руках.

— Коллекторы, — коротко поясняет она, поймав мой взгляд. — Задрали черти, жить не дают, уроды всякие уже сто лет как съехали, ну не живут они здесь, а эти всё ходят и пытаются пугать. Чтоб они сдохли уже!

Понимаю, что находиться в этом заколдованном месте больше нет никаких сил — ноги устали от ходьбы, психика — от впечатлений. Бегу к выходу, чуть не сбивая по пути парочку подростков, расположившихся у подоконника с пивом и чипсами, нажимаю на заветную кнопку и резко вдыхаю воздух без примеси никотина. Голова кружится, ощущение, словно выбралась живой из очень долгого и темного квеста.

Снаружи общежитие всё еще выглядит прилично и аккуратно, но теперь, глядя на него, вижу лишь грязь и странных людей, а в ушах звенит смесь злых слов и грубого кряхтения. Удивительно, как что-то столь адекватное на первый взгляд может таить в себе столько темного и страшного. Как будто само общежитие перенесли в наше время и обновили, а люди в нем застряли в какой-то мертвой петле безнадеги и тлена.

Наконец, еду домой. На дне побывала, пора и всплывать.