«Очередь из фур растянулась на 10 километров». Как российские дальнобойщики пытаются попасть в Китай — репортаж

— […] крышуют бурятскую мафию на переходе. Гаишников не слушают, власти им нет. Не к кому работягам обратиться.

— Смутные времена начались. Раньше живая очередь была — дак в ней и кэмелы на «Газелях» сотнями шли, автобусы, грузовые. Больше суток не стояли, никто не лез. Если залез — всё по-простому: в жбан и в конец очереди.

— Раньше и перевозчики все с понятиями были. Водительская солидарность была.

Наши коллеги из CHITА.RU побывали на пропускном пункте, через который едут за товаром в Китай дальнобойщики из Москвы, Новосибирска, Томска, Екатеринбурга, Бурятии, Иркутской области, Якутии и других российских регионов. Почему растянулись огромные очереди на границе? Как пытаются организовать проезд сами водители и почему у них это плохо получается? Подробности — в материале.

Утром 4 мая в Сети начали появляться сообщения о растянувшейся на 10 километров веренице фур на международном автомобильном пропуске (МАПП) в Забайкальске, куда съезжаются большегрузы со всей России. Дорогу на пункт пропуска накануне заблокировали дальнобойщики — часть перевозчиков и нанятых автомобилистов хотели вернуть живую очередь при проезде в Китай. В ответ на это инициативная группа, создавшая около трех месяцев назад очередной электронный список, по которому можно было проехать за границу раз в месяц, перекрыла федеральную трассу.

Лента грузовых автомобилей протянулась в сторону села Абагайтуй, на дорогу к МАППу выехали полицейские и пограничники, в очереди сообщали о драках, а в ночи водители пожаловались на то, что сотрудники полиции вытаскивают мужчин из кабин.

В группе «МАПП Забайкальск — очередь» в Telegram весь день обсуждали нарастающий конфликт — одни перевозчики выступали за работающие списки, другие по разным причинам настаивали на старой схеме, которая действовала до пандемии коронавируса и введения ограничений на пункте пропуска.

Ночью недалеко от выстроившейся в направлении Абагайтуя колонны загорелась степь. Двухколейная трасса на село достаточно узкая — водители в случае большого пожара не смогли бы даже развернуться на ней. Люди из разных лагерей стали обвинять друг друга в диверсиях. В соцсетях пытались разобраться, насколько честна практика электронной записи. На утро следующего дня люди у МАППа вышли на собрание, чтобы решить, как граница будет жить после начавшегося бунта дальнобойщиков.

На российской стороне перевозчики и водители под наблюдением пограничников и полицейских до открытия пункта пропуска обсуждают, как теперь быть со списками, в которые многие здесь подали заявки еще месяц назад.

— Так давайте к общему придем, надо перед властями доказывать, [мат]. Рустика сняли, пришли русские. Почему сейчас не решить вопрос вот с этими властями в лице фээсбэшника, начальника райотдела? Давайте, [мат], возобновим эти вопросы и никаких коллапсов, [мат], не будет. Все будем стоять. Все будут на Хада-Булаке стоять, а основная масса дома сидеть, уже зная свой список. И вот call-центр, вы перевозчикам должны объяснить, прозрачно: [нужно спросить], как хотите [ездить], какие замечания ваши, давайте их учтем и будем нормально работать, — говорит Николай Тимурович.

Кто он, никто из собравшихся на МАППе рассказывать не хочет. Как и про Рустика, Тамгу, Лену, Наташу, борцов и прочие инициативные объединения, которые следят или следили за порядком на границе с 2021 года, когда с началом ковидных ограничений изменилась схема въезда в соседнюю страну. Российские предприниматели с тех пор начали договариваться с китайскими поставщиками перед заездом, те — помещать товар на специальную режимную зону. Продавцы на той стороне обязаны были обращаться в органы власти Китая и сообщать, что товар обработан, находится на спецплощадке, за него уплачена пошлина и его готов забрать российский партнер. Лишь после этого перевозчик за 190–260 тысяч рублей получал квоту на въезд из России на конкретное число. По этой квоте заехать в КНР можно было в течение двух дней. Если не успевал — терял деньги.

Тогда и появились волонтеры — из-за близости к границе местные оказывались на МАПП раньше, чем другие перевозчики, и водители из других регионов попадали в конец очереди. Возник конфликт, и полномочия регулировать эту очередь передали инициативной группе. Она должна была составлять списки с учетом электронной записи и ситуации на месте.

Первую группу волонтеров образовали жители Забайкалья и Бурятии, разбавив светлую идею справедливого распределения вымогательствами и мошенничеством. Волонтеры формировали сразу несколько списков, мешали проезжать дальнобойщикам и предлагали платить за проезд вне очереди. Водители и перевозчики не раз жаловались СМИ на напряженную обстановку у МАППа — и таможня, и Минплан, и главный федеральный инспектор были в курсе происходящего. По рассказам, такса за проезд доходила до 350 тысяч рублей с одного перевозчика, у которых обычно на пункт пропуска заезжают сразу несколько машин. С тех же пор начало действовать правило — заезжать в Китай один перевозчик может один раз в месяц. Никто из профильных ведомств не имел законных оснований и ресурсов регулировать эти списки. В конце 2022-го к вопросу подключились силовики и в декабре задержали несколько участников преступной группы.

С февраля 2023 года начал работать call-центр другой инициативной группы. По словам лояльных перевозчиков, эта схема запустилась не без проблем, но ее организаторы работают открыто, якобы ни за что не берут деньги и ни с какими властными структурами не связаны. В месяц попасть в электронную очередь могут в среднем до 3000 машин — на каждый день действует список, в котором обычно значатся до 100 автомобилей. Через МАПП, несмотря на полноценную работу на границе после снятия ковидных ограничений, за сутки проходят эти же 100 фур — больше российская сторона пока пропускать не способна из-за проблем с кадрами, сам МАПП рассчитан на досмотр 280 машин в день.

При живой очереди автомобили также будут стоять — ждать многим придется несколько дней или пару недель. И именно на это давят сторонники электронной записи — заранее подав заявку и зная дату своего заезда, дальнобойщику не надо сидеть в поле без бытовых условий. По словам перевозчиков, при действовавшей до 3 мая системе люди проводили на границе до заезда два дня — готовились и спокойно пересекали МАПП. Теперь им придется жить в фурах.

Противники очереди — среди них много тех, кто не успевает записаться на грядущий месяц — парируют тем, что работа дальнобойщика требует жизни в полевых условиях и к этому все водители должны быть готовы.

— Вы иногда любите худеть? Ну все женщины любят, я так знаю. Очень с вами связанную работу мы делаем — скоропорт возим. И поэтому вы должны словечко замолвить, что скоропорт — в приоритете всегда был и будет. Он такой товар, который не может ждать — помидор не может ждать лишние 20 дней, и поэтому словечко замолвите за это дело.

Зорик и перевозчики скоропортящегося товара пытаются донести главную проблему: из-за поднявшегося бунта пострадают обычные люди. На полки из-за задержек попадут испорченные овощи и фрукты, или на них взлетят цены. Утром, несмотря на установление старой-новой справедливости на МАППе, оговоренные машины на погрузку продовольствия в Китай пропустили.

— Скоропорт — за порядок. Коммунизм будет, капитализм, скоропорт — он должен вперед идти. Поэтому, если вы себя любите, надо сказать за скоропорт. Если по живой [очереди] или по call-центру любая из наших машин не поедет, а товар уже на складе лежит, то он 20 дней пока ждет, в каком состоянии до вашего желудка дойдет? Нам проще, когда будет порядок. А порядок будет, когда скоропорт первый идет.

У Зорика шапочка с бубенчиком.

И в целом на границе полно интересных персонажей — по обочинам трассы в КНР стоят премиальные автомобили, на которых приехали перевозчики и другие инициативные граждане. Здесь есть люди в камуфляже и черной одежде, в темных очках. Они сидят по машинам или собираются группами и с подозрением наблюдают за происходящим. Ездят в сторону Абагайтуя к фурам в ряд. Проезжают вслед за машиной СМИ. Отбивают от журналистов женщину, которая дает комментарий, говоря, что ей пора работать.

— Год отработали с лишним, никаких проблем, приехали 15, встали друг за другом — поехали, и всё, — говорит Вадим, присоединившийся к группе вокруг Зорика.

— Всю жизнь мы так работали. Если огурцы стоят 400 рублей, и нехватка будет, рынок же — они 800 рублей стоить начнут. А когда стабильно [есть завоз], и цена стабильна — это закон рынка, ежику понятно. А какая-нибудь шестеренка, трактор месяц простоит, с ним ничего не сделается, не испортится.

— У нас всё портится, — доносится из толпы.

— Что вы будете кушать и ваши дети?

У скоропортов своя очередь внутри общей — у них всё работает немного иначе. В Забайкальске есть офис — туда водители на обратном пути заезжают записаться на следующий месяц после очередной погрузки в Китае.

— Машина вышла с Китая груженая, оформила все документы, товарно-транспортные сертификаты, прошла карантин, и вот человек, допустим, присутствует там (в офисе), записывает мою машину в очередь и она стоит в списке. Я спокойно поехал дальше, повез вам товар, приезжаю домой и жду своей очереди. Я не лезу без очереди сюда по головам. Я приехал вечером, встал в очередь и с 15 машинами на утро прошёл. Два раза очередь не пропустит, раз в месяц меня грузят. Я заезжаю, товар в холодильнике [ждет] — за три-четыре дня китайцам пишу, когда заезжаю. Они заказывают товар под меня, товар с юга приходит, допустим, лежит. Я заезжаю, включаю на китайской стороне реф (рефрижератор) и еду сразу же, — объясняет Вадим.

— Так как события произошли, я буду заходить уже завтра — зайду я, не зайду? Я теперь не знаю, — говорят в толпе.

— Они не запускают машины.

— Вчера 99 было.

— Пропускная способность [у МАППа] маленькая. Работников сократили, работать некому.

— Мне придется в сторону Абагайтуя теперь ехать, там вставать, и я 5 дней буду стоять там, а мой груз будет гнить.

— У нас еще какая проблема — если у нас перец, томаты, баклажан, яблоки, персики, слива, нектарин, мы попадаем на карантин. Там берут образцы — еще сутки варят. Это три дня мы стоим на модуле. Время идет, самое главное — время. Три дня — здесь, два дня — в дороге.

— А я буду до Новосибирска. Что я привезу? Мне проще на свалке всё выбросить с такими заездами, — один из скоропортов уже смирился с участью, а Вадим прогнозирует свалки из гнилых овощей.

— Помнишь, Зорик, тот год китайцы сколько на свалку выкинули? Поэтому приоритет и организовали через Минплан, по 15 машин [пропускать].

Всё про Минплан знает тоже Зорик — под его предводительством скоропорты будут пробиваться через границу в том порядке, к которому уже привыкли.

— Мы письмо направили вчера во второй половине дня в Минплан с просьбой от всех перевозчиков скоропорта. Они должны выйти на их начальство, которое здесь палочками вертит. — Зорик показывает на полицейских и пограничников. — Когда решат — это вопрос времени. А решится в любом случае положительно — приоритет всегда был, будет и должен быть.

— Самые порядочные — скоропорты. У нас списки прозрачные — любой может прийти посмотреть, проверить, везде. Никого мы не ущемляем, — говорят мужчины.

И предлагают спеть им песню.

Саша — из Иркутска. Он приехал, чтобы проконтролировать, как пойдут его машины. Саша — за списки.

Сложности с подачей заявки его не смущали. Среди мата и ругани он успевает рассказывать, как устроен был МАПП до переворота, как его называет одна из улан-удэнских перевозчиц Людмила. Женщина активно борется с бунтовщиками и выходит на СМИ.

В толпе утром 5 мая все готовы были вернуться к системе call-центра, пока новая — официальная — не заработает. С 1 сентября ждут регламентируемые законом списки, а в 2027 году долгожданное расширение пункта пропуска с российской стороны. И несмотря на то, что пандемия официально окончена, транспортники в Забайкалье не готовы расставаться с тем, что она принесла.

— С народом надо работать.

— С народом надо согласовать. Кто не может за два месяца записаться, запишитесь [тут] — Рустик умный мужик, [мат]. Недовольных всё равно запускал. Этот пузырь мыльный — он спускал воздух. Реально вот так надо работать.

Саша говорит, что ни разу не видел Рустика и плохо понимает, кто это такой. Но точно знает по именам всех в инициативной группе. И, стоя у самого заезда на МАПП, умудряется протянуть почти все свои машины.

Из толпы доносится разное:

— Ну мы же все люди, мы все друзья, мы все перевозчики. Не один год...

— Надо всё равно, чтобы хоть два раза в месяц, но машина заезжала, а не два месяца стояла.

— Два месяца только ты, Дим, стоишь. Потому что записаться не успеваешь.

— Не надо перепалок.

— С 1 сентября списки [будут] — тогда уже силы на равных. Пока наша система работает, эту систему надо возобновить.

Томич Андрей вклинивается в общий диалог и ужасно злится:

— Это я должен приехать, месяц здесь прожить, дойти до истерического состояния? Если я не могу записаться? Я из Томска, понимаешь.

— Здесь и местные есть, кто не может попасть.

— Братан, я вот стою 2 месяца — я не могу заехать. У нас одна машина из Краснокаменска записалась из 30...

— Да про последний список уже говорить...

— У вас фишка — пишутся те, кто по факту здесь, а вся страна? Ты сколько здесь работаешь? Сколько ты вообще отношения имеешь [к перевозкам]?

— Три месяца, — отвечает из толпы Саша.

— Три месяца? Так о чем ты здесь рассуждаешь? Люди, которые здесь работают, прошли через все списки, через все инициативные группы, все схемы, [мат], знают. Ты мне пытаешься что-то объяснить. Я с тобой даже разговаривать не хочу. Да тут года хватило разобраться в ситуации.

— По факту тут уже 500 машин. Я свою поставил, 190-й, — начинает закипать кто-то со стороны.

— Я тебе объясняю еще раз, что эти списки, писанины...

— Мы приезжаем, помылись, приготовились, документы все сделали. Без проблем. У нас уже всё приготовлено, мы знаем, когда заедем, — говорит, наклонившись, Саша. — А Андрей из Томска, но. Там последнее время много народу начало пользоваться ботами, обращаются к айтишникам. Я сам лично не пишу. У нас до этого вообще 11-летние пацаны писали. Там «Яндекс-капча», раз-раз, все машины уже там. В один список мы вообще хорошо записались. И всё, и пошло у нас. В скоропорт мы звоним, записываемся. Раз в 30–31 день ездим. У нас договоры были на 24 апреля, мы из-за них не заехали. У нас контракты...

На еще один пункт — в Староцурухайтуй никто не едет.

— Там пропускают по 20 машин в день, — объясняет Саша. С пандемией и всеми моментами... Народу-то больше стало. Раньше скоропорта было 300 машин, сейчас 600. У каждого перевозчика своя правда.

Кто точно представляет инициативную группу, понять довольно сложно — есть Елена, которая активно включается в обсуждение и пишет в чате «МАПП Забайкальск».

— Очередь перевозчики организовали. Вот они — видите [здесь]. — Лена показывает на стаю мужчин, которые представляют весь национальный состав бывших социалистических республик. — Мы сами записываемся, через сайт. Это не первый список. До этого была еще инициативная группа, там ехали только они. В июне читали февральский список… Кто-то хочет вживую. Но по списку ехать гораздо лучше по одной простой причине — люди хотя бы находятся по домам. Вот видите — пожароопасная ситуация, у нас степь. Видите, двухколейка [на Абагайтуй]? Аварийные ситуации [могут происходить] — люди едут, разъехаться не могут. Для водителей там никаких условий, там даже связи нет.

Она говорит, что записаться можно и на месте — в этом не было проблемы.

— Все подстраиваются.

Настойчиво Елену заставляет уйти от журналистов высокий мужчина в темных очках. Но чуть позже она будет, сидя в машине, давать короткий комментарий телеканалу.

Саша же из Иркутска тоже вспоминает случай, когда кого-то на границе включали в список — водитель не смог записаться сам.

— Но он никому не рассказывал. Счастье любит тишину.

Больше случаев, когда кого-то включали в список на границе, он не помнит. И говорит так:

— Сейчас лучше, чем раньше. Раньше по три месяца стояли [в очереди]. Я могу подъехать, меня никто не имеет права остановить. Могу собрать колонну 30 машин и все — кто мне что сделает? Но мы не нарушаем [порядок]. Они сами не поняли, что сделали — они нарушили всю систему, это разгребать неделю. Сюда еще подъедут машин 300. Не знаю...

Людмила из Улан-Удэ сообщает подробности о ситуации на трассе и пытается добиться в чатах ответа от тех, кто проезжает через границу без всяких списков. Ей жалко водителей. От электронной очереди отказываться она не хочет — особенно поработав на условиях предыдущей инициативной группы, которая без оплаты могла заблокировать въезд. Женщина считает, что электронная очередь на МАПП — удобный инструмент для тех, кто ездит в Китай нечасто, то есть раз в месяц или реже.

У новой инициативной группы, говорят, тоже якобы есть ценник, но он небольшой — доходит до 25–30 тысяч рублей. Но Люда говорит, что ничего не платит и денег с нее никто не требует. Платить также могут программистам, допускает она — за то, чтобы быстро и без проблем подать заявку.

— Очередь не выгодна тем, кто хочет ездить чаще — каждую неделю. Мои водители из-за конфликта находятся в конце очереди без связи и удобств. Мы до них дозвониться не могли. Вчера был пожар в степи, и фуре на узкой дороге на Абагайтуй даже некуда развернуться.

Люди в фурах в этой цепочке — заложники обстоятельств. Многие не могут оставить машины — и не понимают, как им двигаться: по спискам или по живой очереди.

— Ваш водитель хочет сутками здесь жить? Мои тоже не хотят. Они тоже хотят в семьях жить, а не в грязи в машине. Вы же сами не сидите в машине сутками? — спрашивает Лена.

На МАППе у части перевозчиков это сочувствия не находит.

— Ищите [других] водителей.

— Ищите водителей? Они не люди для вас?

Кто из дальнобойщиков перекрыл 3 мая дорогу, на границе не узнать. В чатах пишут, что устроители бунта давно уже проехали в Китай. Но те, кто проехал вслед за ними и встал в ожидании проверки на пункте пропуска, не знают, что ждет их через месяц — новые списки, новые инициаторы очередей или живой проезд. Все собравшиеся пристально следят за тем, как двигаются машины, и стоит кому-то поехать со стороны, а не по главной трассе — видео тут же прилетает в соцсети с просьбой прокомментировать происходящее.

— Я даже не видел, кто перекрыл. Мы просто стоим, и всё. Пускай там ФСБ разбирается, — говорит Саша.

— Первые три месяца работали нормально, — рассуждают мужчины на обочине.

— Надо было список дочитать, а потом уже живая очередь. Этот список надо добить — человек с Красноярска приехал, с Новосибирска, с Москвы... В любом случае надо было добить.

— С ними диалог никто не вел. Замначальника полиции выгнал…

— Давайте заново читать список? Поддержите это все, [мат].

— Давайте 12 сделаем списков.

— Надо реальные списки ставить — 80 машин взять [на день]. Там опять возвратчики, потеряшки...

— А вообще, если 80 машин заходить будут, у нас никаких возвратов не будет. Список чистый пойдет: 10 дней — 800 машин зашло.

— Здесь их столько никогда не бывает — 400–500. Надо прозрачно работать.

— Мы активисты call-центра, ну это громко сказано — рабочая группа, которая следит за очередью. Нас 18 человек, личных машин у нас столько — нам дайте квоту. Дайте нам квоту.

— Цивилизованно было…

— Ну если уж два месяца [кто-то] не заходит — глаза закройте, пропустите этого человека.

— Ключевой момент сейчас — почему не пускаете. ФСБ говорит — живая очередь. Сейчас встанем здесь, с мужиками поговорим — никто не едет.

— Законных оснований у call-центра нет.

— Я против списка!

— В стороне стойте тогда.

— Мы же тоже ждем месяц.

— Ты че ржешь?

— Ты нормально разговаривай...

— Тебя спросил...

— Мужики, давайте, тормозим. (Имеют в виду, что никто не должен ехать без списка.)

— Короче, вы за бунт, за беспредел, получается?

— Как история началась — вон у них спрашивайте, — Зорик снова показывает в сторону силовиков.

— Кто-то, кто не мог записаться, взбаламутили. Вот и полетели все подряд.

— Первые два месяца как начал работать call-центр, нормально всё шло вообще. Все записывались — не с первого, но со второго раза, пока научились да чё, всё пошло нормально. После двух месяцев работы я не могу записаться лично — не получается: там дается 15 секунд на запись, чик-чик, 9 секунд, запись закончена, ты просто куда-то улетаешь неизвестно, — говорит молодой парень на трассе.

— А еще может быть по-другому — списки сформированы заранее. Допустим, остается 15 машин из 100, их выкидывают. Дают 5 секунд…

— Даже хакеры не могут это сделать.

— Нас вообще call-центр не интересует, нас бы в покое оставили. Мы пустые все заходим, нас всего 15 машин, — устало говорит Вадим из скоропортов.

— Всё, выключайте свою шарманку, мы всё сказали, что хотели.

К 10 утра 5 мая все едут по живой очереди — с обеих обочин начинают разворачиваться внедорожники. Перевозчики пытаются вернуть уже утвержденные списки, но к вечеру никто не затормозит и по спискам не поедет — машины будут двигаться как хотят: под присмотром ФСБ и полиции никто им путь преграждать не станет.

К вечеру 5 числа начнет тестово работать новый список прямо в Telegram-канале, но многие его посчитают обманкой. В группах появятся боты. На следующий день — еще одна электронная очередь. Чаты и группы размножатся, call-центр временно самоустранится — в группе Telegram не смогут найти его концы. А через два дня организаторы сообщат о том, что доработают свою систему.

К 6 мая конфликт начнет угасать, машины будут переходить границу по старинке. Отчаявшиеся сторонники списков продолжат публиковать в чате опросы — кто за электронные очереди, а кто за живой проезд. Перевозчики из других регионов будут сетовать, что теперь снова местные оккупируют границу и только они и будут заезжать. Периодически в чатах будут всплывать сообщения о том, как всё устроено и кто такой Рустик, но их быстро сотрут.

В обед 7 мая в Telegram появится еще одна группа — «Живая очередь МАПП Забайкальск».

А 5 мая некоторые водители готовятся к тому, что это еще не конец, и будут ждать развития конфликта. На российском МАППе это не вторая, и даже не третья волна междоусобных войн. В дальнобойных кулуарах говорят, что бывало разное — и угрозы, и физическое насилие, и что вообще весь Забайкальск запуганный группировками, которые никуда не делись.

Среди всего этого уверен в завтрашнем дне только Зорик.

— Всё нормально здесь, — говорит он.