«Он умер 18 мая, на дворе, ***, 7 июня!» Казанец ушел на СВО и погиб, его тело уже 3 недели не отдают жене — с нее требуют деньги

Жительница Казани Ляйсан третью неделю не может получить тело погибшего мужа. Доброволец Владимир Ямбатров умер в зоне спецоперации, но не от ранения, а от того, что ему вовремя не сделали операцию, рассказывает супруга. От Ляйсан долго скрывали, где его лечат, и советовали «завести кота», чтобы успокоиться. А когда супруга не стало, некий юрист начал требовать деньги за доставку тела. Но отмотаем эту историю на 3 года назад.

Ляйсан познакомилась с Владимиром в 2021 году. На тот момент он уже 9 лет сидел в тюрьме рядом с поселком Куяр в Марий Эл. У Ляйсан подрастали двое детей от первого брака, и сначала она не верила, что переписка с Владимиром выльется во что-то серьезное. Думала, что «как дурочку разводит». Но роман превратился в брак: пара расписалась в августе 2022 года, когда Ямбатров еще сидел. Далее история идет от лица Ляйсан.

В это время по тюрьмам начал ездить и агитировать лидер ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин. В конце декабря 2022 года муж принимает решение вступить в «Вагнер», в январе уходит на СВО. До освобождения оставалось 3 года. Но ему сильно хотелось выйти на свободу — домой, к жене, детям. С «Вагнером» муж прошел Бахмут штурмовиком — и ни одной пули, ни одного госпиталя. В июле он вернулся, познакомился с детьми. Владимир сразу их принял и души не чаял. Дети тоже начали называть его папой. У них построился новый мир. Он дал им то, чего не дал родной отец.

Я работаю, так что нам было на что жить. Но через какое-то время Владимира стало глодать, что он сидит дома. Хотя я ему говорила: «Вов, ты не на моей шее сидишь, просто времени мало прошло. Найдешь». В «Вагнере» обещали, что после возвращения все дороги им будут открыты. И вдруг Пригожин разбился в августе.

Владимир как раз в это время начал искать работу. Но куда бы ни совался, везде требуют военный билет. А в нем отметка — «Вагнер». Работодатели понимают, что сидел, и говорят: «Вы нам не подходите». Последней каплей стало то, что в ноябре его не взяли грузчиком даже неофициально.

Он тогда сильно разозлился и подписал с Минобороны контракт, вступил в добровольческий батальон «Батыр». Я узнала об этом уже после. Я просила, умоляла его передумать.

— Нет, я поеду, всё равно вернусь. Я не хочу, чтобы вы в чём-то нуждались.

И уехал.

2 мая этого года всё пошло по *** [не по плану]. У Владимира сильно заболел живот — сказал, что кишки. Ел яичницу с колбасой. Говорю: наверняка с тонной майонеза.

— Ну ладно, Ляль, что ты ругаешься, сейчас всё пройдет.

Но не прошло. В тот же день вечером я ему позвонила спросить, как дела. Сказал, что совсем плохо. На следующий день звонит мне в 12:30 ночи.

— Милая, меня везут в госпиталь в Старобельск.

Я ему в трубку начала кричать, что нужно врачей предупредить о проблемах с сердцем — он же наркоз не выдержит! Ночь проходит, 3 мая в 14:30 он мне звонит. Весь в трубках — первая операция по удалению грыжи прошла. Он уже тогда был никакой. Я поняла, что всё плохо. Запланировали вторую операцию: врачи хотели вывернуть прямую кишку и вывести на живот, сделать калоприемник.

4 мая он звонит и успевает сказать, что он в Белгороде. Привезли на вторую операцию.

И всё — больше я его не слышала. Ни 4, ни 5, ни 6 мая. 7 мая я начинаю бить во все колокола. Думаю: ну не может муж со мной так поступить. Он бы нашел возможность позвонить, знает же, как я переживаю.

В тот же день на меня выходит медик Елена с позывным Лютая. До сих пор не могу забыть эту женщину, не могу спокойно дышать, зная, что она живет на одной Земле со мной. Спрашиваю у нее, в каком госпитале Вова, а она мне отвечает: «Это вам ничего не даст». Я прошу по-хорошему, по-плохому, отправляла голосовые детей. Может, он в коме? Она мне говорит: «Это неважно». В смысле, ***, неважно?!

Эта Лютая шлет мне кощунственные сообщения, рекомендует кота завести, ванную с пеночкой принять, в спа сходить, валерьянки или чего покрепче выпить. Вы можете себе вообще такое представить?! Жесть просто.

Лютая 9 мая писала мне, что он в Северодонецке. Хотя муж уже 6 мая был в госпитале имени Вишневского в Подмосковье! Это я с большим трудом узнала от волонтеров и только 16 мая. Я сразу рванула в Москву. Утром 18 мая попадаю к нему в реанимацию. Когда его увидела в первый раз, я всё поняла. У него был разорван живот, не было прямой кишки, в легких и животе были трубки, он весь в датчиках.

Меня попросили выйти. Я три часа просидела на улице. Потом вернулась в реанимацию, попросила всё-таки дать мне еще раз с ним увидеться. В последний раз я его в этот момент и увидела. У него лицо уже было другое, темное, шершавое, я всё поняла.

Врач, который лечил Владимира, завел меня в кабинет и рассказал весь его путь. Всё пошло не так в первом полевом госпитале, где у него развился сепсис. Полкишечника отмерло.

В этот момент звонит городской телефон, врача зовут в реанимацию. Он вернулся, зашел молча. Я сразу поняла, что всё плохо. Он налил мне стакан воды, поставил и говорит:

— Ваш муж скончался, не приходя в сознание.

После этого моя жизнь полностью рухнула. Дети до сих пор переживают, хоть он не был им родным, но они называли его папой. Когда я вернулась из Москвы, старшая дочь (ей 9 лет) обняла меня и сказала:

— Мам, нам больше пап не надо, это наш единственный папа и был.

Никто не думал, что так получится. Это всё звенья одной цепи. В марте супруг написал рапорт на операцию в Екатеринбург из-за грыжи. Командир его части просто потерял документ! Если бы он тогда не потерял рапорт, мой муж сейчас был бы жив!

В Москве врач мне сказал, что тело увезут на вскрытие в Бурденко, а потом грузом 200 привезут в Казань. Идет третья неделя, а его всё еще не доставили. Он умер 18 мая, на дворе, ***, 7 июня! Если в это вдуматься, мороз по коже. Я понимаю, что я мужа уже не верну. Но я хочу его хотя бы похоронить как положено. 1 июня мне звонит юрист военной части и говорит:

— Вы можете заплатить за то, чтобы его привезли? 51 тысячу.

Я вообще *** [удивилась], конечно. Посоветовали связаться с военкоматом, чтобы узнать, откуда такая сумма. Военком Приволжского района Казани был настолько обескуражен. Сказал, что они вообще не имеют права ничего требовать. На его памяти самая долгая доставка была из Питера, она заняла 2 недели.

— Ваш случай исключительный, — сказал он.

Я уже и Путину написала, и в военную прокуратуру ходила. Но толку нет никакого — уже третью неделю не можем предать человека земле. Я уже такие страшные сны вижу. 9 дней провели. Скоро 40 дней, а тела всё нет. Я уже не знаю, я готова выйти на улицу и кричать. Меня никто не слышит.

На днях у Ляйсан появилась надежда: ожидается, что штаб Центрального военного округа выделит деньги на доставку тела. Однако это будет только на следующей неделе.