Расима Шамсутдинова, Заслуженный учитель школы РТ: «Самая большая ошибка нашей системы образования – тотальные эксперименты над населением»

В нашей республике официально начался Год учителя. Неслучайно этой профессии решили уделить особое внимание, ведь педагоги, можно сказать, воспитывают будущее страны. Эта профессия требует особого призвания: человек должен любить свое дело, увлекаться процессом обучения и воспитания. Именно к таким людям относится Заслуженный учитель школы РТ Расима Шамсутдинова, которая посвятила преподаванию уже 32 года своей жизни. Она является доцентом Казанского государственного университета им. В. И. Ленина, кандидатом филологических наук, лауреатом премии им. К. Насыри, учителем высшей квалификационной категории лицея им. Лобачевского при КГУ.

– Расима Равиловна, когда вы поняли, что будете учителем?

– Стремление к этой профессии у меня появилось еще в школьные годы. Мне всегда хотелось работать с коллективом, как-то влиять на людей, которые находятся рядом. Это проявилось в активной школьной жизни: сначала я была председателем Совета дружины, затем – секретарем комсомольской организации. Часто участвовала в различных республиканских конкурсах, за что была награждена путевкой в «Артек», а позже – в «Орленок». Наверное, это и были первые шаги к выбору будущей профессии. Хотя вначале я мечтала быть врачом. Но столкнулась с серьезной проблемой при поступлении в вуз: в сельской школе, где я училась, не преподавали химию и биологию, так как не было педагогов по этим предметам. У меня попросту не приняли документы в приемной комиссии. Так я и стала учителем. А в процессе учебы в университете у меня даже сомнений не возникало в том, что я стану педагогом.

– Свой первый урок помните?

– Мне очень запомнился первый урок в педагогическом училище. Это были студенты второго курса, куратором которых меня назначили. Группа была собрана из работавших уже в школах учителей начальных классов. Они были чуть моложе меня. Помню, я взялась за ручку двери и долго не решалась ее открыть. У меня даже коленки тряслись. Аудитория поняла мое состояние и поддержала. Я видела, что они настроены ко мне доброжелательно, хотят, чтобы я у них преподавала. Надо отметить, работа в педучилище мне очень многое дала, так как мы очень много ездили по школам, встречали интересных, опытных учителей. Я многому научилась в процессе прохождения педагогической практики.

– Согласны ли вы со мнением, что двоечники и троечники – это вина педагогов?

– На 100 процентов! Нет неталантливых детей. Но есть дети, которые остались в стороне, потому что их не поняли. Если вы помните, в фильме «Доживем до понедельника» на вопрос «Что такое счастье?» ученик ответил: «Счастье – это когда тебя понимают». Я с этим полностью согласна. Бывают разные дети, в том числе и очень «неудобные». Ни с того ни с сего человек таким не становится: есть окружение, семья, определенные жизненные условия, что и влияет на формирование личности.

– А как двоечников и троечников увлечь предметом?

– В качестве примера можно привести бывшего директора Академического колледжа при КГУ Павла Анатольевича Шмакова. Не так давно мэр нашего города встречался с ним в Финляндии, куда тот переехал. Так вот, Ильсур Раисович был сильно удивлен тем, как ученики Павла Анатольевича все увлеклись математикой. Его секрет прост: он умеет работать индивидуально с каждым ребенком, может вести за собой.

Нужно узнать особенности каждого ученика и найти особый подход. Кому-то за определенные знания стоит ставить тройку, а кому-то на первых порах можно поставить и пятерку. Кого-то надо поощрять (есть дети, для которых это является основным стимулом), а кого-то, наоборот, баловать оценками не стоит. Некоторые ученики информацию впитывают с первого раза, а другим надо объяснить материал несколько раз. Это особенности мышления. Конечно, когда классы большие, очень сложно изучить психологию каждого ребенка, но на то мы и есть учителя. Ребенок должен на уроках чувствовать себя комфортно. Даже если он не знает материал и не может ответить так, как нужно, ученик должен знать, что его ответ примут, поддержат и укажут, как еще можно поразмыслить над заданным вопросом, тогда ребенку будет интересно учиться.

– Как из года в год меняются поколения детей?

– Я работаю в школьной системе уже 32 года, и мне кажется, что особо они не меняются. Дети есть дети. Это совершенно неправильная позиция, когда говорят, что подрастает плохое, неблагодарное поколение. У них такие же представления о добре и зле, о предательстве и верности. Единственно, современные дети становятся прагматичнее предыдущих поколений. Это проявляется в плане учебы – они стараются изучать именно то, что в будущем им может принести пользу.

– Как вы сочетаете преподавание с наукой?

– Я считаю, что школа, вуз и наука тесно взаимосвязаны, отдельно друг от друга существовать они просто не могут. Очень интересно наблюдать за развитием детей: сначала ученики приходят в школу, которую ты вместе с ними заканчиваешь, затем идешь с ними вместе в вуз, наблюдаешь за тем, как они развиваются в этой системе, становятся личностями. Позже ученики приходят к тебе в науку и продолжают заниматься научно-исследовательской деятельностью. В этом, наверное, и заключается предназначение учителя.

– Над какими трудами сейчас работаете?

– Моя тема – «Терминология татарского языка». Меня очень волнует вопрос функционирования татарского языка в обществе. Любой филолог знает: если нет научной терминологии, то о развитии, о будущем языка говорить не приходится. Так хочется, чтобы татарский язык стал языком науки, чтобы можно было на нем читать лекции, издавать книги. Я защитила кандидатскую диссертацию, посвященную вопросам медицинской терминологии татарского языка. Видимо, и докторская будет продолжением этой работы.

– Как повысить престиж профессии учителя?

– Вот мы говорим, что в Татарстане начался Год учителя. А как можно поднять авторитет педагога? Большой урон наносят сами средства массовой информации. Правильно отметил наш президент, что СМИ должны отражать не только отрицательные стороны жизни школы, но и позитив. Как бы мы ни говорили, но ведь своих детей в семьях мы видим гораздо меньше, чем их учителя. Иной раз после работы многим родителям некогда даже сесть и поговорить с ребенком. Много положительного можно было бы рассказать об учителях, но почему-то идет сплошной негатив. В годы войны знали цену учителям: им давали специальный паек, была специальная забота о них, потому что общество знало, что учитель – это человек, в руках которого будущее нашей страны.

– Как вы относитесь к ЕГЭ?

– Это очень противоречивый процесс. С одной стороны, ЕГЭ открывает много возможностей перед учениками из регионов. С другой – закрывает эти самые возможности для сельских детей. Сейчас все предметы сдаются на русском языке, и ученику, который изучал в школе химию, биологию и математику на татарском языке, сразу сдать ЕГЭ на русском языке будет сложно. Так как ему нужно время для перевода заданий на русский язык. Таким детям надо либо дать больше времени на выполнение заданий, либо все школы должны работать на одном уровне. Или нужно искать другие пути. Сейчас вводится иностранный язык. Не секрет, что во многих сельских школах сегодня отсутствуют учителя английского языка, так как они попросту туда не идут работать. Получается, ученик, который не изучал иностранный язык, вынужден будет сдавать незнакомый предмет. Очень много необдуманного в системе ЕГЭ. Самая большая ошибка нашей системы образования – тотальные эксперименты над всем населением. Хотя, сначала нужно было бы изучить это в научно-исследовательских институтах, затем пробовать на определенных школах, делать какие-то анализы и только потом вводить глобальные изменения. Я, будучи филологом, не совсем воспринимаю ЕГЭ.

– Что думаете по поводу другого эксперимента – уроков религии в школах?

– В плане воспитания толерантной личности, наверное, это нужно. Для того чтобы дети знали и уважали различные традиции. Но у нас всегда что-то планируется во благо, а получается совсем наоборот. Если действительно одинаковое время будет уделено всем религиям, и это не будет навязыванием определенных взглядов, не начнется какая-то агитация, это хорошо.

– Как относитесь к созданию ПФУ?

– Откровенно говоря, пока ничего не могу сказать. Если это будет улучшением материальной базы университета, то, безусловно, хорошо. Потому что мы сильно отстаем в этом плане от других цивилизованных стран. Естественно, нужно обновить базу библиотеки. По многим предметам просто-напросто нет литературы. Например, юристы занимаются по учебникам 60-70-х годов. Хотя уже давно все изменилось. Либо студенты сами все покупают. Но книги сегодня недешево стоят, и не все учащиеся могут себе их позволить. Поэтому библиотеку нужно оснащать. Конечно, в силу своих возможностей университет ведет работу в этом направлении, но материальные ресурсы у него ограничены.

Но как будет развиваться ПФУ, пока не понятно. И сможем ли мы сохранить региональные особенности в университете – большой вопрос.

– Что бы вы изменили в нашей системе образования?

– Я бы изменила систему образования с учетом специфики нашей страны, не оглядываясь ни на какие процессы. То, что подходит американцам, может не подойти нашим ученикам. Национальное своеобразие нужно сохранить. Я считаю, что необходимо опираться на классическую систему образования, которая формировалась на протяжении многих лет и дала хорошие результаты. Мы были лидерами в науке. Нужно взять самое лучшее из классической системы и внедрять новаторские направления. Но мы почему-то любим менять все коренным образом. Сначала разрушаем дотла, критикуем, затем начинаем строить и делаем это на «старых кирпичиках». Поэтому прежде, чем разрушать, нужно подумать, что хорошего было в этой системе.