«Нам дали шанс показать, что мы не отбросы»: казанский вагнеровец — о 24 годах тюрьмы, вербовке, «Бахмутской мясорубке» и любви к Родине

Казанец Ильдар Акбулатов ушел в ЧВК «Вагнер» из колонии строгого режима осенью 2022 года. За решеткой мужчина успел просидеть больше половины положенного ему срока — 13,5 года. Сейчас, будучи свободным человеком, Акбулатов организовал благотворительный фонд, который помогает бойцам, выступает перед студентами и объясняет всем, что такое — по-настоящему любить Родину.

Корреспондент 116.RU Юлия Шамсутдинова встретилась с бывшим вагнеровцем, чтобы обсудить, считает ли он на самом деле, что своей службой смог искупить все свои грехи.

С Ильдаром я договариваюсь о беседе в кофейне в центре города. Мужчина уже ожидает меня за столиком у окна, одет по-простому, но выделяется в толпе пронзительным взглядом и идеальной осанкой. Невольно сравнивая его с другими посетителями, понимаю, что он выглядит гораздо собраннее, словно выполняет поставленную задачу, а не просто пьет кофе и любуется видами из окна.

В 2009 году Акбулатову предъявили обвинение в убийстве двух и более лиц, совершенном из корыстных побуждений. По данным следствия, мой собеседник состоял в банде некоего Дмитрия Сметанина, был его правой рукой. В 2003–2004 годах участники группировки успели многое наворотить: совершили разбойное нападение на заправку в Казани, убив двоих охранников, ограбили и убили водителя-дальнобойщика недалеко от Екатеринбурга, совершили налет на пункт приема цветного металла в Ульяновске, обнесли квартиру и ограбили торговый павильон в столице Татарстана, убив молодую продавщицу и ее несовершеннолетнего брата.

Целью бандитов всегда были деньги, но, рассматривая материалы дела, понимаешь, что речь не шла о каких-то огромных суммах — 20, 30, 40 тыс. рублей, не более. Позже Акбулатова обвинили и по ч. 2 ст. 209 УК РФ — участие в банде. Ему дали 24 года, 3,5 из которых он находился в следственном изоляторе в Татарстане, а далее отправился в колонию строгого режима в Карелии. О начале спецоперации Ильдар узнал, находясь за колючей проволокой.

— Буквально через месяц после начала СВО я подал ходатайство на имя президента о помиловании и направлении меня в действующее подразделение. Тогда я писал в Министерство обороны, не было никаких других вариантов. Написал, что система помилования и отправки на фронт является единственным законным способом мне поехать воевать. Также я попросил рассмотреть вариант отпустить меня туда с последующим возвращением и отбыванием оставшегося срока. Чуть скандал тогда не произошел, я единственный выступил с таким обращением, — начинает рассказ наш собеседник.

На дворе был март 2022 года, и ЧВК «Вагнер» еще не подключилась к военным действиям. Ходатайство Акбулатова, как он рассказывает сам, тогда просто «потерялось». Свое желание присоединиться к рядам российской армии бывший заключенный объясняет просто: а разве можно было не хотеть?

— У меня прадед воевал, дед, все родственники — военные офицеры. Я сам учился в военном училище и служил в армии. Не получилось у меня стать офицером, хотя планировал. Вообще у нас 80% ребят, которые потом со мной поехали, отправлялись воевать за Родину. Не думая о помиловании или возвращении домой. Понимали, что это дорога в один конец. Мы всё прекрасно понимали, — подчеркивает Ильдар.

О появлении «Вагнера» заключенные узнали по телевизору в колонии — увидели, что те помогают стране, услышали, что идут наборы.

— К нам в колонию они впервые приехали 10 июля того же 2022 года. Сам Евгений Пригожин был. Нас собрали в столовой, он объяснил популярно, что и как, пригласил вступить в ряды «Вагнера». Сказал, что это наш единственный шанс как людей, совершивших тяжкие преступления в своей жизни, сказать свое последнее слово. Как это было в 40-е, когда заключенные вставали на защиту Родины. Он не скрывал ничего. Объяснил, что большой процент погибнет, очень многие останутся инвалидами, живых и здоровых будет немного. Не было напыщенности, уговоров, просто честно и открыто. Мужики, кто хочет, поехали, — вспоминает Акбулатов.

По словам моего собеседника, вагнерами захотели стать 60 человек из 500 заключенных. При этом в самой колонии было порядка 1000 человек, но на встречу с Пригожиным с самого начала не всех допустили. Глава ЧВК сидел в кабинете вместе со своей охраной и администрацией колонии. У него было право забрать того, кого он сам хотел, говорит Ильдар.

— Спросил, за что сижу, какой срок мне дали, какие преступления совершил, почему хочу поехать. Уточнил, понимаю ли я, что могу не вернуться. Еще спрашивал, был ли в армии. На тот момент я уже лет 8 не курил, занимался спортом, в общем, бодрячком был. Он меня одобрил. И такой разговор был абсолютно с каждым, — погружается в воспоминания мой собеседник.

Как отмечает Ильдар, Евгений Пригожин отказывался брать тех, кому меньше 22 лет, и сирот. Выживаемость в некоторых подразделениях была почти нулевая, распределение было случайное, а у этих ребят впереди была еще целая жизнь — такой был аргумент, говорит наш собеседник. Также никогда не брали тех, кто отбывал наказание за изнасилования и педофилию, добавляет Ильдар.

— Вечером того же самого дня оперативные сотрудники пришли в жилые корпуса, вызывали всех, кто решил ехать. Составили договоры на службу — там было прописано, что нельзя никому говорить о том, что нас завербовали ехать на фронт. До нас была только одна колония, в Санкт-Петербурге, по-моему. Администрация не ожидала, что целых 60 человек решит поехать. Все были недовольны, потому что собрались уезжать ребята, которые работали завхозами, старшие смен, те, на ком держалась рабочая зона.

Наш собеседник, будучи главным в швейном цеху, и со второго раза не смог попасть на СВО — в итоговых списках в ЧВК его не оказалось. Как и пары десятков других осужденных. Ильдар говорит: администрация колонии просто не хотела их отпускать и будто бы вписала их имена в список с педофилами и насильниками, которых Пригожин к себе не брал априори.

Только после следующего визита представителей «Вагнера» Ильдар сам попросился на личную встречу и убедил: Пригожин лично одобрил его кандидатуру, просто колония отпускать не хочет.

— На следующий день всё управление получило по шапке за то, что скрывало осужденных от «Вагнера» и службы. Ну и на сей раз уже поехали 6 завхозов, 5 старших смен, 4 бригадира, почти все уехали. Все, кто изначально хотел, все покинули колонию. Многих отговаривали, говорили, что «Вагнер» — это бандиты и наемники, им нельзя доверять. Но если они такие, зачем они сами тогда пускали их на территорию колонии? Наклоняли перед ними голову? — ухмыляется Ильдар.

Наш собеседник называет имя Пригожина с небольшим придыханием, видно, что относится к нему с уважением. Поясняет, что тому были нужны люди, и он договорился с главнокомандующим, чтобы ребята получили возможность встать на защиту Родины, с кровью искупить свою вину. И если они это сделают — отпустить их на все четыре стороны.

— Документально нас вначале помиловали, а потом мы уже поехали. Из зоны мы вышли уже свободными людьми. Моя группа вышла 30 ноября. Нас посадили в автозаки, повезли на аэродром, усадили в самолет, и мы поняли, что свободны. До того момента не верили, что это правда.

Ильдар рассказывает, что люди были разные — кому-то до конца срока оставалось 5 лет, у кого-то 15, были и те, кому до выхода из колонии оставался всего лишь 1 месяц. Процентов 15 — это те, кто пошел ва-банк, не хотелось еще 17–20 лет сидеть, но остальные шли защищать Родину, говорит наш собеседник. Они не питали иллюзий насчет штрафбата, понимали, что идут в самое пекло.

— Нам говорили, что пару недель будет идти подготовка, а затем мы будем штурмовиками, вплотную будут столкновения. Лотерея такая — кто-то выживет, а кто-то нет. Я был уверен, что не вернусь домой. На самолете мы долетели до Ростова, там нас переодели и вывезли в Луганск. Это всё было одним днем. 30 ноября нас забрали из колонии и в этот же день мы уже получили оружие и начали обучаться. Показали, как оказывать первую медицинскую помощь себе и товарищам, обучили работе в группах, — говорит мой собеседник.

По словам Ильдара, отряды не перемешивали, как он со своей группой из колонии вышел, так и воевал. Он был в Бахмуте, освобождал винзавод, его подразделение было на передовой.

— Шанс нужно давать всем, но я считаю правильным, что Пригожин не брал насильников и педофилов. Там над ними бы совершили самосуд. Изнасиловать женщину, изнасиловать ребенка — это недопустимо нигде и никогда. На моей зоне таких было много, их туда ссылали. Они вели себя максимально тихо, чтобы не провоцировать никого, а оперативные сотрудники следили за их безопасностью. А на фронте — ну, они бы там сразу же лежать и остались, если бы их допустили, — рассуждает Акбулатов.

В ЧВК «Вагнер» был строжайший запрет на алкоголь, наркотики, мародерство местных жителей и изнасилования. Это каралось своими же. Один человек никуда никогда не ходил, даже в тыл по заданию выходили по двое-трое, говорит Ильдар.

— Был случай, когда двое на посту напились, уснули — вокруг много частных домов, в подполах с соленьями нашли где-то самогонку — диверсионная разведывательная группа противника зашла и десять человек вырезала. А этих двоих оставили в живых. Всё было прозрачно и просто, с правилами и жестким наказанием за нарушение.

Очередное наступление у отряда было 6 февраля, всё там же в Бахмуте, штурмовали очередной объект. И Акбулатова ранили — бойцы попали под минометный обстрел. Часть группы оказалась в засаде, трое вышли, четверо погибли, вспоминает Ильдар.

— Мы отстреливались, и когда снаряд попал рядом, меня подбросило, чувствую — ноги нет. Кровь пошла толчками, понял, что перебита артерия. Перевязался жгутами, рядом были ребята-пулеметчики, они как-то прыгнули, вытащили меня и около 5 километров передавали с позиции на позицию. Был в полусознательном состоянии, обкололи обезболивающими, — эти воспоминания даются вагнеровцу особенно тяжело.

А дальше Ильдар попал в Первомайскую больницу (ЛНР), где ему зашили артерию. Была раздроблена нижняя треть бедренной кости, открытый перелом бедра и перебитая артерия. Затем еще две недели мужчина пролежал в Луганске, далее его отправили в Красный Луч (ЛНР) до апреля и уже после перевезли в Москву 2 апреля.

— Там я пробыл до 8 августа, восстанавливался. Там неправильно провели операцию, кость сместилась на 20 градусов, продолжал лечение в РКБ — сделали еще две операции, ломали кости. Ожидается еще операция. Наступать на ногу не могу, она просто есть и всё, передвигаюсь на костылях.

Контракт на службу в «Вагнере» Акбулатова завершился 29 мая 2023 года, и из-за ранения он не смог его продлить.

— ЧВК «Вагнер» были на самом передке, мы шли вперед, проламывая своими телами путь. Но не нужно называть нас пушечным мясом. Мы рвались вперед, мы воевали, поэтому у нас был такой успех — освободили столько поселков за короткие сроки. Мобилизованные на тот момент еще только готовились к летнему наступлению, а «вагнера» брали на себя весь огонь. Я не раз попадал под фосфорные бомбы, люди горели живьем. Шли ребята с сильными нервами, железным характером, с высоким моральным духом. Физически и морально устойчивые. Многие «вагнера» до сих пор воюют уже по третьему кругу. Я здесь только из-за ранения, мы бы сейчас не общались с вами, я бы был там, — говорит Ильдар.

В Казани у Акбулатова остался только брат. Когда Ильдар к нему приехал, тот сказал, что и не сомневался, что родственник пойдет воевать. Первое время вагнеровец жил у него, потом снял комнату, говорит, что поначалу очень помогали волонтеры, которые нашли его через Фонд помощи защитникам отечества.

— Тогда же я решил, что тоже могу помогать другим отсюда, раз вернуться на передовую не получится. Собрал бывших «вагнеров», тех, кто получил ранения, в основном, ну и тех, кто навоевался. Ребята, кто полгода бегал по Бахмуту, освобождая подъезд за подъездом, находясь под открытым огнем ежеминутно, конечно, устали. Когда рядом с тобой те, кто понимает, через что ты прошел, становится легче. У нас есть свой чат, только для тех, кто из Татарстана, 135 человек, общаемся.

Два месяца в Казани Ильдар был совершенно потерянный. По сути, в Казани по улицам он не ходил с 2009 года.

— Казань преобразилась, стал такой шикарный, красивый город. Всё изменилось. Удивило, что люди такие хорошие, не черствые. Я думал, что война могла всех озлобить, но нет, простые люди все отзывчивые. А когда в форме на мероприятия приходил, реакция прям до слез была, подходили, благодарили, — улыбается боец.

Ильдар вместе с еще одним добровольцем из Ахмата 15 января 2024 года организовал благотворительный фонд помощи тем, кто находится в СВО. По словам Акбулатова, помощь бойцам часто поступает неравномерно, одни части получают много и регулярно, а до других не доходит ничего.

— Никто не озадачился созданием органа, который бы упорядоченно доставлял помощь. Поэтому в каком-нибудь госпитале есть всё необходимое, а где-нибудь на прифронтовой территории проблемы. У меня есть близкие люди, которые продолжают воевать, и мы с ними когда разговариваем, они делятся, что четыре месяца, например, не видели вообще ничего. Наш фонд собирает деньги, закупает всё необходимое и доставляет туда. Уазики, генераторы, стиральные машины для пунктов временной дислокации, банные палатки, просто палатки, радиостанции, электропилы. Министерство обороны им ничего не дает. Почему — это нужно было спрашивать с Шойгу, к счастью, человек, который был не на своем месте, был убран. Думаю, после его смены всё будет потихоньку налаживаться, — рассуждает Акбулатов.

Очень многие крупные коммерческие организации, куда обращается за помощью Ильдар, отвечают отказом. Или говорят, что уже помогают. Посильную помощь оказывают частные предприниматели, небольшие ИП, но не акулы бизнеса.

— Мы с волонтером сходили в «Таиф», так нас даже на порог не пустили, развернули у дверей. Может, конечно, Шаймиевы сделали огромный вклад, о котором мы не знаем, но напрямую нам сказали, что до конца года никаких благотворительных акций они не будут проводить. И выгнали, — недовольно мотает головой мой собеседник.

После возвращения в Казань Ильдар уже успел жениться — нашел свою первую школьную любовь, она жила в Тюмени. Пара какое-то время переписывалась, а после возлюбленная переехала к Акбулатову в Татарстан.

— Оказалось, что чувства всегда были, всю жизнь, это никак не убрать, не вытравить ничем. Сделали свадьбу, семейным кругом посидели в кафе — и всё, живем и радуемся, — доволен вагнеровец.

Сейчас Ильдар Акбулатов — юридически человек без каких-либо судимостей. Приехав в Казань, он первый делом сходил в информационно-аналитический центр МВД и попросил справку, где черным по белому написано, что 30 ноября 2022 года был освобожден от дальнейшего отбывания наказания и с него была снята судимость, в том числе и непогашенная.

Ильдар Акбулатов был награжден государственной наградой «За отвагу», также у него есть ведомственные награды — «Бахмутовская мясорубка» и еще одна «За отвагу».

Про причины, по которым он попал в колонию, Ильдар говорить не хочет. При этом настаивает на том, что не всё, в чём его обвиняли, он на самом деле был виновен.

— Я совершил преступление, за которое понес наказание. Но не за те, за которые меня судили. На суде я некоторые предъявленные обвинения отрицал, они ко мне никакого отношения не имели. Я этого не делал. Что-то я делал, конечно, за это я ответил. Я планирую юридически отменить этот приговор в будущем. Нужно время, может, год, может, пять.

Ильдар вспоминает, что в самом начале отбывания своего срока он писал в Верховный суд Татарстана и в Конституционный суд, просил пересмотр дела. Но никто не хотел этим заниматься, и он получал немотивированные отказы.

— Людям, кто уже находится за колючей проволокой, очень тяжело бороться за себя. Как правило, очень редко суды идут на встречу. Вот уже здесь и сейчас мне гораздо легче заниматься этими вопросами и отстаивать себя. Из 24 лет я отсидел 13,5, значит, так и должно было быть. Это была целая жизнь, — говорит Ильдар.

При этом Акбулатов говорит, что жалеет о том времени в его жизни, о тех действиях со своей стороны, что в конечном счете привели его на скамью подсудимых, а затем и в колонию.

— Я причинил страдания другому человеку. Я сделал плохое. Это была в какой-то степени моя слабость, поддался влиянию другого человека, у меня были зависимости. Это не оправдание, конечно. Я уже с 2004 года, после совершения этого, осознал, что натворил. Было самобичевание, и те пять лет, что я прожил до момента ареста, ну, это было тяжелое время. Морально. Когда меня осудили, мне стало легче. Когда вернулся с поля боя — вообще отпустило, хотя до сих пор думаю иногда о том, что натворил, и на душе становится погано.

Сравнивая свою жизнь в колонии и нахождение на передовой в составе ЧВК «Вагнер», Ильдар даже не задумывает над ответом, где приходилось сложнее. Отвечает: воевать было гораздо проще.

— Там всё было понятно. Тут стоишь ты, а там они. Здесь мы, а там — противник. Враг. Мы были счастливы, что нам дали повторить то, что делали наши деды. Когда на экране телевизора в колонии мы видели, как эти уроды топчут наш флаг, взрослые, здоровые мужики плакали. Не все нас поймут, это наверное ментальность, патриотизм, то, что было с нами с детства, — говорит Ильдар.

Вместе с другими вагнеровцами Акбулатов посещает различные мероприятия, в том числе недавно присутствовал на встрече со студентами в казанском филиале РАНХиГС, рассказывал, как надо Родину любить и почему ее нужно защищать.

— Меня никто не спрашивал о моей судимости, мне казалось, что все знают, что в «Вагнере» большинство — судимые. У меня и шевроны вагнеровские, я ими горжусь. Нам дали шанс показать, что мы не отбросы общества. Мы также любим свою Родину и готовы отдать за нее жизнь, — говорит Акбулатов.

Рассуждая о том, что люди нередко спорят на тему того, стоит ли отпускать заключенных на фронт, мой собеседник начинает говорить эмоциональнее, его голос становится громче и злее. Он не понимает, почему те, кто сам остается в городах, продолжая жить свою привычную жизнь, вообще говорят о СВО.

— А почему же вы тогда своих детей воевать не отправляете? Никто же не хочет своего ребенка туда отправить, никто сам не идет из таких возмущающихся. А сколько вообще богатых детишек после начала мобилизации свалило в Казахстан? Если человек выжил — значит, сверху дано, он искупил своей кровью свою свободу. В 41–45 годы те же воры, убийцы, рецидивисты становились незаменимыми людьми в разведке, ходили за линию фронта, были героями. Если вы сейчас видите старичка с орденами, кто вам сказал, что он не бывший зэк? — возмущен вагнеровец.

По мнению Ильдара, совершенное преступление на свободе не всегда означает, что человек не сожалеет о содеянном. Он говорит, что у людей с криминальным прошлым мозги даже по-другому работают, находчивость какая-то есть. Вспоминает ситуации, когда благодаря умственным способностям осужденных, отряды без потерь проходили тяжелые участки. Он уверен: осужденный имеет право искупить свои грехи на поле боя. Правда, всё же не каждый.

— Я против, чтобы отпускали тех, кто причинил вред женщинам и детям. Министерство обороны брало всех подряд в «Штурм Z». Там были насильники, педофилы и так далее. Пригожин не хотел их видеть рядом с бойцами. Та честность, порядочность, что была у него по отношению к нам, он всё до конца выполнил. Его смерть мы все восприняли очень болезненно. Мы благодарны ему и Владимиру Владимировичу. Больше никому. Два человека, которые дали нам возможность дальше жить, работать на благо обществу, стране. Среди вагнеров процент возврата в тюрьму не превышает полпроцента. Ребята, которые побывали там, переосмыслили всю свою жизнь, свои ценности, — говорит Акбулатов.

Мой собеседник недоволен тем, что всегда все говорят о нуждах мобилизованных, но совершенно забывают про добровольцев. Неважно, откуда они решили пойти воевать.

— Когда я здесь стал встречаться с депутатами госсовета Татарстана, у них на языке почему-то было только одно: мобилизованные. Они пеклись только о них. Кто такие мобилизованные? Это мужики, которые работали на заводе, их взяли, палкой загнали в армию. Вы думаете, у них есть желание защищать отечество? Их вырвали из теплого места, от жен, матерей, детей и кинули непонятно куда. Думаете, они вас там прославляют? Или всё же проклинают? А мы добровольцы. Мы хотели оградить как своих, так и ваших детей, всё российское общество от нацистских мразей. Так почему мы в худшем положении, чем мобилизованные? Мобилизованным дают всё, а нам ничего, — говорит Акбулатов.

После возвращения со службы Ильдар получил инвалидность второй группы, но официально считается, что это была гражданская травма, как если бы он просто из трамвая вышел, упал и ногу сломал. Для того, чтобы травма была признана военной, ему необходимо заключение военно-врачебной комиссии.

— Владимир Владимирович недавно пообещал, что добровольцам дадут право проходить эту комиссию, чтобы получать хоть какую-то достойную пенсию. Человек, который прошел войну, а потом еще и инвалидом стал, должен иметь право как-то нормально жить. Чтобы не было такой ситуации, как было с афганцами, чеченцами, брошенными. Когда был Шойгу, было прям противодействие улучшениям социальной сферы для добровольцев, любых. Надеюсь, ситуация теперь будет улучшаться. Если они что-то не поделили там наверху, мы-то причем? Мы свои обязательства выполнили, — говорит вагнеровец.