«26 февраля у нас родилась дочь — Мира»: история казанской семьи, которая переехала в Израиль из-за СВО

Далеко не все казанцы, уехавшие за границу после начала частичной мобилизации, вернулись или собираются вернуться в Россию. К тем, кто всё еще остается за бугром, можно отнести одну казанскую молодую семью. Александр и Елена (имена изменены по просьбе самих героев) прожили в Казани много лет и к своим 30 успели построить хорошую карьеру. Оба супруга — музыканты. В начале 2022 года у пары родилась долгожданная дочь. Уклад жизни Саши и Лены поменял не только младенец, но и спецоперация. Сейчас вся семья находится в Израиле, но дело тут не только в мобилизации. Как шутит сама Лена, по истории их семьи можно писать роман. А пока она поделилась рассказом о своей жизни и жизни своей семьи с журналистом 116.RU. Далее публикуем монолог Елены.

— История того, как мы оказались в Израиле, началась еще в 2018 году. У моего мужа еврейские корни. Ему была положена одна бесплатная поездка в Израиль, и 4 года назад родители Саши настаивали, чтобы он воспользовался такой возможностью. Я тоже была за — съездили бы вместе, посмотрели страну своими глазами. И мы начали готовиться: ходили по синагогам, пришли в «Сохнут» и занялись подготовкой документов. В тот момент серьезно заболел мой папа, стало совсем не до поездок. В 2019 году его не стало. Это стало огромным ударом для меня, и, естественно, было совсем не до поездок. А потом внезапно у нас появилось много работы.

Снова о получении гражданства Израиля мы задумались в начале 2020 года, но потом случился ковид — и опять всё встало. К концу 2021 года с перелетами стало проще, да и я уже была беременна. Думала, что было бы классно получить гражданство и для дочки сразу. Документы мы подали в начале февраля 2022 года, когда, как нам казалось, ничто не предвещало беды. Это первое совпадение.

23 февраля мы встретились с друзьями. Я тогда еще была беременна, но вот-вот должна была родить. Мы сидели и размышляли: а что будет дальше? Все трое мне говорили, что ничего страшного не случится, и даже посмеивались надо мной. Я далека от политики, но у меня хорошая интуиция. Я говорила, что что-то вот-вот начнется. Следующим утром мы все узнали, что я оказалась права.

26 февраля у нас родилась дочка, мы назвали ее Мирой, полное имя — Мирослава.

О том, что всё становится хуже и хуже, стало понятно прямо там, в роддоме. Я рожала в приличной московской клинике по контракту. И анестезиолог сказал, что французы уже отказались поставлять хорошие препараты для эпидуральной анестезии, а китайские препараты он мне колоть не будет. Говорил: «Ставить китайскую эпидуралку — убивать женский позвоночник». Появилось ощущение, что всё вокруг стремительно катится вниз.

Через несколько дней, где-то в начале марта, с нами связались представители «Сохнута» и сказали, что с нашими документами всё в порядке: мы можем уехать в Израиль и оформлять гражданство уже прямо там.

На тот момент я, естественно, только родила, и мысли куда-то ехать, тем более с ребенком, который и головку-то пока держать не умеет, у нас не было. Да, спецоперация, да, все в шоке, но мы продолжали тут жить. Потом жизнь становилась всё хуже и хуже: то одно пропадет, то к другому доступ закроют. С лекарствами настал полный кавардак: мы ходили по аптекам за жаропонижающим для дочки, но хороших импортных препаратов нигде не было. Когда появляется ребенок, вопрос качества лекарств встает остро. Где-то в тот момент у нас и начали закрадываться мысли об отъезде.

Всё лето мы провели на даче под Казанью, спокойно работали, но ощущение мрачности нас не покидало. И мы тогда решили, что все-таки надо съездить в Израиль, оформить документы, да и дочка немного подросла. Еще до объявления мобилизации мы взяли билеты на 26 октября. Это было вторым совпадением. То есть у нас не было цели бежать из страны, мы хотели поехать, сделать документы, чтобы было поспокойнее, и вернуться назад. И тут наступило 21 сентября.

После объявления мобилизации было очень нервно, по соцсетям пошли сообщения о том, что для мужчин могут закрыть границы. Я сказала мужу: «Давай-ка, милый, собирайся и уезжай». Всё решилось за сутки, 25 сентября он поехал с другом в Казахстан. Мужу это далось очень сложно. У него в голове крутились мысли о том, что он якобы бежит и всё тому подобное. Я так не думала.

Месяц мы были в разлуке, ждали 26 октября, чтобы полететь в Израиль. Муж, сидя в Казахстане, постоянно хотел вернуться. Месяц я собирала вещи. Это был настоящий ад, потому что отсортировать всё накопленное за 8 лет совместной жизни и упаковать, пока у тебя на руках висит младенец, очень и очень тяжело. Мне кажется, я никогда это не забуду уже. Я сняла бокс, куда отправила все вещи. Наша жизнь за 8 лет лежит в камере хранения, и неизвестно, когда мы туда попадем.

Переживать разлуку с мужем тоже было очень тяжело. Но я каждое утро читала новости и понимала, что всё не зря. Стабильности нет, и когда она будет, кажется, никто не знает. Я говорила супругу, что у меня тут всё хорошо, что я справляюсь, чтобы он там не переживал. Ему там тоже было очень сложно одному.

На самом деле я не была готова к отъезду. У нас были планы: смотаемся к морю, получим гражданство, вернемся к нашей любимой группе, будем работать. Но вот мы полтора месяца в Израиле, живем в маленьком городке прямо у моря. Гражданство нам пока не дали, мы ждем приема.

Мы оба сейчас без любимого дела, которое строили 10 лет, с маленьким ребенком на руках. Если получим гражданство, то тут нам будут положены выплаты в течение полугода. Это хоть какая-то стабильность, дальше будем думать. Мы очень хотим вернуться, но точно не сейчас. Мне важно сохранить мужа. Я не хочу, чтобы он погиб. Я хочу вырастить ребенка вместе со своим мужем.

Но быть одним за границей тоже морально тяжело. Люди, которые думают, что так легко уехать, — идиоты. Мне иногда говорят «Ой, везет вам, уехали — да еще возле моря живете». Нет, ребята, не везет. Это очень тяжело. Просто задумайтесь: собрать пару чемоданов на семью и с этим багажом начинать жизнь с нуля в другой стране, когда тебе уже за 30. А вокруг люди с другой культурой, другим языком. Здесь другое всё. Да, мы выбрали это сами, чтобы у дочки был папа.

Я очень сильно скучаю по снегу. Когда выкладываю в соцсети море, мне пишут: «Дразнишь». И мне очень хочется написать в ответ: «А вы дразните меня, выкладывая снег!» Это мой личный парадокс: я никогда не любила жару, и в итоге мы сами приехали в лето.

А еще тут всегда идет война, бывают обстрелы. Мы и сами живем в городке, который находится неподалеку от сектора Газа. Наша спальня — это бомбоубежище. Мы уже застали обстрелы, но не по нашей части города. Получается, что уехали в войну. Но нам здесь спокойно.

А еще мне очень нравится отношение местных к детям. За полтора месяца, что мы тут, я не встретила ни одного человека, который бы не сделал комплимент Мире. Здесь все любят детей, им тут можно всё. И учителям нельзя не то что прикасаться к детям — даже голос повысить нельзя. Здесь ребенок — это священно. И это меня очень сильно подкупает. Потому что я вспоминаю, как заходила с коляской в автобус в России. И никто не помог. А в метро, помню, пока беременная была, говорили: «Беременная сиди дома, чего таскаешься». А я к врачу на осмотр ехала.

За границей тяжело, но в России сейчас нам было бы еще тяжелее.

Напомним, ранее мы рассказывали историю казанского парня, который тоже решил уехать из страны после объявления частичной мобилизации. Он, как и герои этой истории, остался без работы и тоже надеется на скорейшее завершение СВО.