Вера Бакаева, узница нацистского концлагеря: «В живых остались только девять. Я одна из них»

Она попала в концлагерь семьдесят лет назад – в самом начале войны. Маленькая девочка, на глазах у которой фашисты убили всю её семью – мать, отца, братика. При таких обстоятельствах едва ли уместно упоминать везение. И все же нельзя не отметить, что выжила Вера Бакаева каким-то чудом. Из 15 тысяч несовершеннолетних узников, которых держали за колючей проволокой, уцелели лишь Бакаева и еще восемь детей. Правда тогда никто из них не знал, что опыты, которые ставили над советскими ребятишками немецкие врачи, дадут знать о себе десятилетия спустя. Как бомба замедленного действия.

«Маму подожгли на глазах у всех»

– Вера Георгиевна, как вы попали в концлагерь?

– 1941-й – как раз год, когда я должна была идти в школу. Мама была поваром в детском доме, я была при ней постоянно. Это было в Угличе. Мы ждали эвакуации, уже пароходы подошли. Отец был офицером и хотел нас оставить, но мама не согласилась. Нас погрузили на баржу, и мы отплыли. Не знаю, в каком городе, наша баржа попала под бомбежку, после окончания которой откуда-то вдруг появились немцы. Нас выстроили на главной палубе и начали спрашивать, есть ли среди нас евреи.

Они уже на судне начали убивать и выбрасывать за борт. Отнимали детей и бросали в воду. В какой-то момент наша баржа начала тонуть, сильно накренилась, и люди посыпались в воду. Я потеряла из виду маму, упала, плавать я не умела. Меня подхватила какая-то женщина и вытащила на берег. Там нас уже ждали немцы. Увидела маму. У нее начали отрывать сынишку, моего младшего братика. Ему еще и года, кажется, не было. Она начала сопротивляться. Когда всех распределили, маму и еще нескольких сопротивлявшихся закрыли в каком-то доме, и на глазах у всех подожгли. В тот момент я, кажется, даже немного помешалась.

– Так вы попали в концлагерь?

– Нас повели куда-то, шли мы несколько дней. Потом нас повезли на машинах. По пути многие из них взрывались – дороги были заминированы. Останавливались на ночлег в деревнях. В одно утро нас выгнали на площадь. Перед нами стояла женщина с маленькими девочкой и мальчиком. Немец у нее все выспрашивал про мужа. Она молчала. Тогда второй немец принес маленький стульчик и большой тесак. На глазах у матери ее дочери все десять пальчиков и отрезали. Женщина все равно молчала. Тогда они мать с сыном подожгли заживо. Они специально показывали нам весь этот ужас, при нас все делали – не знаю, зачем...

Уже в другой деревне нас разбудили и с утра вывели на площадь. Там много повешенных мужчин было. На ломаном русском немцы спросили, есть ли среди казненных наши отцы. Я узнала своего папу, подбежала к нему и начала кричать. А немцы по мне автоматную очередь дали, ранили в ногу. Я потом долго не ходила. После этого нас привезли на территорию, огороженную колючей проволокой. Я еще не знала, что это концлагерь.

«Нам вкачивали какое-то лекарство: глаза вылезали из орбит»

– Время в концлагере помните? Что происходило там?

– Нас разделили на несколько групп. Брали кровь для немецких офицеров, вкачивали какое-то лекарство, от которого у нас глаза вылезали из орбит и становилось жутко сухо во рту. Большое бревно казалось маленькой соломинкой. В общем, испытывали на нас какой-то препарат. Уже в 43-м нас начали частями расстреливать. Не знаю, по какой причине. То, что я могла только ползать из-за ранения в ногу, меня и спасло. В один из дней начали выгонять людей и из нашего барака. А я ползла, не могла подняться. Получается, была ниже выбегавших, по которым стреляли. Раненые на меня падали и получается прикрывали своими телами.

– Потом вас подобрали советские солдаты?

– Как раз в день, когда расстреливали наш барак, концлагерь освободили наши солдаты. Много погибло в этом концлагере, говорили, что где-то 15 тысяч детей были расстреляны. В живых осталось только девять, и я среди них. Не знаю уж, как уцелела. Выжила и девочка, которой пальчики отрезали, мы с ней в госпитале встретились. Я тогда потеряла память, ничего не помнила. В госпитале мне дали имя Валя Кубанцева, я на него долго откликалась, два года не знала себя. После выздоровления отправили в Татарстан, в детский дом. Там я потихоньку пришла в себя и вспомнила свое имя.

«Работала трое суток. Очнулась в больнице»

–Как вы оказались в Казани?

– В конце 43-го в детдом приехали из Казани – тех, кто постарше, на меховой завод забрать. Я очень хотела работать, поэтому встала на валенки, чтобы повыше казаться. Директор мехкомбината Юрий Семенович Комиссаренко выбрал человек 9 и увидел меня. Подошел и говорит: опусти ноги-то, я все равно тебя возьму. Мне к тому времени исполнилось 11 лет. На комбинате сначала не хотели меня брать, я заплакала, сказала, что не поеду в детдом, убегу. В итоге приписали мне два года и оставили. Однажды мне поручили раскроить спальные мешки для летчиков. Делалось это на большом столе, я залезла на него потому, что не доставала. В какой-то момент зашел директор и спросил сколько мне лет. Я сказала, что 13. Он прижал мою голову к своей груди и прошептал: «Господи!»

– По сколько часов вам приходилось проводить на работе?

– Как-то дали большой заказ и меня попросили остаться на вторую смену. Я осталась и на вторую, и на третью. Поспишь немного на столе, отдохнешь и снова за раскройку. В общем, после этого я очнулась в больнице. Как оказалось, трое суток практически без отдыха я выполняла заказ. Видимо, и не выдержала.

«Выяснилось, что у всех родились инвалиды»

– Как вы узнали об окончании войны?

– Мы возвращались с другими девочками со смены, и около Кабана нас нагнал какой-то парень на лошади и прокричал, что война кончилась. Мы добежали до нашего общежития, я зашла в комнату, залезла под кровать и проплакала несколько часов.

– Чем вы занялись в мирную жизнь?

– После победы за многими детьми начали приезжать родители, а я знала, что никого у меня нет, что мне самой в жизни надо пробиваться. Возраст пришел – вышла замуж. У супруга тоже родители погибли во время войны. Расписались, в 17 лет я родила первого мальчика. С разницей в 10 лет у меня родились трое детей, два мальчика и девочка.

– А когда дали знать о себе эксперименты нацистских врачей?

– У меня еще в девять лет выпали все зубы. У всех нас не было собственных зубов. А когда рожала первенца, вспомнила, как подслушала в госпитале разговор двоих врачей. Они говорили: нам кололи специальный препарат, чтобы у нас дети инвалидами рождались. И потом это действительно подтвердилось. Когда мы, 9 человек, выживших в лагере, встретились в Ленинграде, выяснилось, что у всех родились инвалиды.

Я занималась спортом, видимо, организм как-то восстановился, у меня все полноценные дети родились. Но первый умер в 20 лет, второй – в 31, младшая дочка скончалась 5 лет назад, ей было всего 36. У дочери первый ребенок тоже умер. Как оказалось, болезнь, от которой они умирали, активизировалась при половом созревании. Она называется «Болезнь Рикленхгаузена» – по имени профессора. Я видела по телевизору, когда смотрела фильм про Нюрнбергский процесс, и сразу его узнала. Запомнила на всю жизнь.