Этот молодой батюшка в своё время лихо раскидывал хулиганов, занимался карате и стрелял из автомата. А сейчас восстанавливает старинный храм под Казанью, в месте, где была обретена чудотворная икона, и считает это величайшим смыслом своей жизни: «Там, в МВД, на моё место всегда человека найдут. А в деревнях и сёлах священников катастрофически не хватает».
Этой осенью отец Виталий провел в разрушенном храме первое после десятилетий забвения богослужение. Под сводами церкви пришлось разбить просторную армейскую палатку, обогреваемую изнутри тепловой пушкой – одолжили в воинской части, которую он окормляет. О своем пути из спецназовцев в священники, отношении к роскоши и работе в миру настоятель храма святителя Николая рассказал 116.ru.
К Богу – сквозь горячие точки
– Мысль восстановить этот разрушенный храм появились у меня еще в юности. Я прислуживал в Никольском соборе Казани, где хранилась икона Николая Чудотворца, обретенная в Куюках. На праздник её обретения, 25 июня, мы с отцом Сергием, настоятелем храма в селе Вознесение под Казанью, сопровождали икону в Куюки, собирали верующих и совершали молебен. И я думал: «Как же так – такое святое место, а храм стоит разрушенный! Надо же восстановить!»
Самого меня в храм привела бабушка, в семь лет я сознательно крестился. Хранил иконы и молитвослов, который подарила бабушка, и когда мне плохо было, всегда обращался к Богу. Особенно почитал святителя Николая Чудотворца. Может, он меня и сподобил служить здесь…
Будучи подростком я ходил в православную молодежную общину и после школы поступил в Казанскую духовную семинарию. Проучился там полтора года.
– И попали в МВД? А почему не сразу пошли в священники?
– Я решил прервать духовное образование, взять передышку. Всю жизнь занимался спортом, и в семинарии мне просто не хватало движения. Ушел в спецподразделение МВД. Хотел бороться с преступностью и именно так помогать людям… Коллеги смеялись, называли попёнком. Говорили: «Милиция – это не твое. Тебе надо возвращаться в церковь».
– Выходит, вы их послушали?
– Я пять лет разрывался между церковью и милицией! Чувствовал, что не смогу в стране, где не работают законы, защищать людей, что меня, скорее, самого посадят! И, наконец, окончательно понял, что могу принести куда больше пользы людям как священнослужитель.
В деревнях и сёлах священников катастрофически не хватает. Храмы стоят разрушенные. Я нужен здесь. Жить в Боге, вести людей к Богу, восстановить храм и духовную жизнь. Это важнее всего, это смысл моей земной жизни. А в МВД на моё место всегда человека найдут.
Но опыт работы в милиции мне в любом случае пригождается. Я окормляю часть внутренних войск, 26 отряд спецназа МВД, который базируется в Казани. Сам прослужив в системе, я понимаю, как найти подход к командирам, к рядовым. Для полкового священника это важно. Это часть повышенной боевой готовности, постоянные командировки в горячие точки, в Чечню. Ребятам очень не хватает духовной поддержки. Вместе мы строим храм-часовню на территории части, молимся, служим панихиды по погибшим...
– В МВД есть психологическая служба. Выходит, тем, кто прошел очаги конфликтов, её поддержки мало? Требуется еще другая, более сильная?
– Прошедшие горячие точки отличаются от нас. Они ближе к Богу. Раньше церковь и армия были неразрывны. Те, кто служил в Чечне, видели самые серьезные вещи на земле, жизнь и смерть. Они радуются, что живы, ищут смысл жизни, и многие его нашли. Они знают, что есть Бог и есть бессмертная душа. Многим на войне Бог помогал. Я поражаюсь, как они едут на войну, полагаясь на волю Божью: если суждено умереть – умрём, суждено – останемся живы.
– Но бытует противоположное вашему мнение: мол, люди, побывавшие в Чечне, возвращаются с искалеченной психикой, озлобленными…
– Бывает, что в психике происходит переворот. Некоторым бывает очень тяжело. И тогда они идут в церковь. И те, кто находит поддержку в этот сложный момент в церкви, остепеняются… Я поражаюсь душе русского офицера и русского солдата! Став инвалидом, лишившись конечностей, не падать духом, жить и радоваться жизни! Не унывать и не отчаиваться! Кажется, русский солдат может все пережить.
«Терпеть хамство невозможно...»
– Почему вы все-таки разочаровались в МВД?
– Не секрет, что система разваливается. Она нуждается в серьёзной реформе. Что толку набирать толпы милиционеров без прав и власти? Надо выбрать лучших из лучших, но дать им власть и полномочия, чтобы они могли защищать людей. Люди хорошие в милиции работают, но им ничего не дают делать.
Меня всегда удивляла незащищенность милиционера. Сотрудник милиции не может защитить человека, потому что сам потом оказывается виноватым.
Однажды мы с другом разогнали драку. Увидели, как толпа избивает человека. Мы крикнули, чтоб прекратили, тогда на нас поперли с палками. Я вытащил сломанный газовый пистолет, крикнул, что буду стрелять. Только тогда они разбежались, а троих, тех, что били человека ногами, мы задержали. Потом, в РОВД, они угрожали, что позвонят знакомым с телевидения, а пострадавший, которого еще и ножом ранили, отказался писать заявление. Дескать, у нас свои разговоры были, зачем вмешались? Мы же и оказались виноватыми!
– Вам, наверное, далеко не единственный раз приходилось применять меры физического воздействия к нарушителям?
– Один раз по гражданке ехали с другом и семьей – жена, ребенок – в трамвае. Зашла толпа пьяной молодежи. Стали оскорблять пенсионеров. Мужчина, участник войны, сделал замечание. Они продолжали грубить, мы их выкинули из трамвая. А все вокруг боялись, молчали. Хулиганов было много, человек пять, нас всего двое. Страшно было, но терпеть отношение хамское тоже невозможно.
– Так, может быть, следуя истине «добро должно быть с кулаками», следовало в милиции остаться? Сейчас же такого хамства вокруг полно!
– Когда я параллельно с милицией служил в церкви, часто отпевали молодых ребят, разбившихся в аварии, и я видел, что смысла сидеть в милиции нет, я нужен для другой миссии. Я должен приносить пользу как священнослужитель. Молиться, людей к вере приводить. Понял, что жизнь быстро пройдет, в любой момент может что-то произойти, поэтому тратить время на охрану зданий (меня как раз в Кремлевский батальон перевели, я Пушечный двор охранял) жалко.
«Священники на иномарках разъезжают заслуженно»
– После того как вы стали священником, вам сразу дали этот приход?
– Сначала у меня был другой приход, в селе Уланово в Верхнем Услоне. Но там храм стоял без окон, без дверей, служить в нем было невозможно. И когда мне сказали, что есть под Казанью село, где уже ждут священника, где есть храм, в котором уже можно служить (недавно в Куюках возвели небольшую деревянную церковь-часовню. – Прим. авт.), и есть храм, который требуется восстанавливать, я решил приехать сюда.
Сейчас я чувствую себя на своем месте. У меня есть величайший смысл жизни – восстановить храм, кощунственно разрушенный. Мне, молодому, как раз на мою жизнь хватит, потому что работы очень много. В наше время нелегко восстановить храм и духовную жизнь в селе. Только молитвами и объединением народа.
– Почему не хватает священников в деревнях и селах?
– Не знаю. Многие хотят служить в городе. Хотя зарплата у священника в городе небольшая – около пяти тысяч рублей.
– А на селе?
– А у сельских священников вообще зарплаты нет. Многие этому удивляются, но на селе священник, если не считать помощи прихожан, всегда жил своим трудом, хозяйством. Я вот собираюсь пойти подзаработать денег для прихода в миру, на свечном заводике. И не считаю это зазорным. Хотя, помню, прихожанин, увидев в руках у одного моего коллеги лопату, изумился: «Как же вы это, батюшка, в земле ковыряетесь?!» А что тут такого?
– Между тем, если послушать злые языки, так духовенство разъезжает сплошь на престижных иномарках и вообще утопает в роскоши...
– Я знаю священников, которые действительно разъезжают на дорогих иномарках. И могу сказать, что они это заслужили. Речь идет о людях, которые начинали восстанавливать храмы и приходы с нуля, в восьмидесятые-девяностые. У одного такого священника сейчас большой приход, а начинал он в нищете, в разрушенном храме. Помню, как он едва не плакал от отчаяния у меня на глазах. И если у него со временем появились богатые прихожане, которые решили облагодетельствовать его машиной, что в этом плохого?