Фарид Бикчантаев, режиссер ТГАТ имени Камала: «Как пишут пьесы? Это для меня непонятно!»

Татарский государственный академический театр имени Камала открыл новый сезон, который стал 103-м по счету. О том, что ожидает казанского зрителя, нужно ли ловить коньюнктуру и чем опасен «театральный макдональдс» рассказал в интервью 116.ru главный режиссер театра Фарид Бикчантаев.

–Фарид Рафкатович, самый первый и самый закономерный вопрос: что ожидает зрителей в новом сезоне?

– В этом сезоне, я думаю, будет продолжаться попытка создания совместных международных проектов. В начале декабря мы ожидаем приезд французского режиссера, который будет отсматривать наш репертуар. Мы уже включены в программу 2009–2010 годов – это Дни Франции в России и Дни России во Франции.

С этого сезона мы попытаемся наконец-то активно задействовать малую сцену как экспериментальную, чтобы дать возможность молодым попробовать свои силы. Вот это две главные новости. А все остальное – это премьеры. Они будут разными. Одно из событий, станет оно таковым или нет, трудно предсказать, мы пригласили главного режиссера театра имени Тинчурина Рашида Загидуллина. Он ставит пьесу Горького «Мещане», премьера будет в январе.

–У массовой аудитории театр Камала все-таки ассоциируется с традиционализмом. Насколько, как вы считаете, подготовлен зритель к вашим экспериментам?

– А вы не готовы?

–Честно говоря, ради эксперимента я бы пошла в другой театр...

– Я так не считаю... Поколения меняются, и театр не должен стоять на месте. Иначе он превратится просто в музей.

– Это попытка идти навстречу новому поколению?

– Да, новому поколению и тем вопросам, которое оно ставит. Это поиск новых форм. И все международные проекты – это очень важно в тот период, когда весь мир пытается консолидироваться.

– Вы глобалист?

– Я вот именно что не глобалист! Глобализм – такая штука. С одной стороны он в чем-то необходим. Но пока на данный момент только искусство и культура могут удержать этот поток глобализации, потому что здесь роль играет индивидуальное начало. Глобализм «вырос» в Европе, и одновременно оттуда исходит и противостояние этой глобализации. Поэтому эти обменные проекты необходимы. В мире начинают узнавать друг друга. И, конечно, мы должны участвовать в этом процессе.

А то, что театр традиционен, без этого никуда. Это наше лицо. Даже если я говорю об эксперименте, то он больше всего будет касаться формы подачи, а все равно использоваться будет современная татарская молодежная драматургия. На большой площадке этот материал может провалиться, поэтому используем малую. И, конечно же, на малой сцене мы будем проводить встречи с поэтами, с молодыми татарскими композиторами, которые пишут нестандартную музыку.

– Мы начали говорить о глобализации. О том, что нельзя двигаться к унификации культуры. В интервью 116.ru директор Института истории АН РТ Рафаэль Хакимов сказал интересную вещь. В Японии, к примеру, культура была настолько унифицирована, что сейчас они, напротив, всеми силами стараются вытащить локальные особенности через финансирование и поддержку местных проектов. Что можно сказать о России и Татарстане в этой связи? Достаточно ли уделяется внимание сохранению и развитию татарской культуры?

– У нас наверняка происходит то, что происходило в Японии, – унификация. Но это всего лишь этап развития. Знаете, перегибы всегда были и будут. Они, наверное, даже необходимы, чтобы больше к ним не возвращаться.

– Мы не опоздаем?

– В Японии же не опоздали! Это процесс. Он, видимо, был необходим исторически.

– Насчет необходимых процессов. Некоторые публицисты осудили один крупный казанский театр и его главного режиссера за то, что с его приходом театр стал ближе к публике, популяризировался. Сменил акцент с глубокой драматургии на легкий жанр. Как вы считаете: правильно ли таким образом подымать посещаемость?

– Думаю, что сам режиссер, если ему задать такой вопрос, сильно бы возмутился. Он бы сказал, что занимается очень серьезной драматургией. Здесь опять же вопрос в форме подачи. Да, он нашел очень удобоваримую форму. Я так не считаю. Я считаю, что удобоваримая форма ведет к расстройству кишечника и желудка.

– Когда уже не будет ничего нужно?

–Да должен же пройти целый процесс. В переваривании должны быть задействованы все органы. А так удобоваримая форма – сразу увидел, все понял, эмоционально воспринял, стало хорошо... как в «Макдональдсе».

– А что в таком случае нужно казанской публике? И стоит ли вообще думать, что ей нужно?

– Не знаю. Я часто думаю о том, что нужно публике, и постоянно отгоняю эту мысль.

– Вы не пытаетесь ловить коньюнктуру?

– Нет, не ловить ее невозможно, когда ты работаешь в таком большой театре, таком большом коллективе. Репертуарном, государственном. Естественно, ты эту коньюнктуру ловишь. Часто идешь на какие-то компромиссы. Удобоваримость, например. Другое дело, когда я ставлю того же Достоевского, Пушкина, я пытаюсь ставить так, как это писал Достоевский и Пушкин, а не так, как я это хочу. А когда я пытаюсь угодить вкусам публики, я выбираю определенную литературу, заведомо легкую по жанру и по содержанию достаточно незатейливую. Потому что публика разная приходит, не всегда за серьезными вещами. Но все равно критерий один – ответственность лежит на самом художнике.

Сейчас немного меняется ситуация. По-моему, уже казанский народ перенасытился торговыми центрами. Возвращается тот момент, когда он захочет некой духовной пищи. Все равно без этого человек не может. Конечно, спорт – это замечательно. И универсиада – это замечательно. Но все равно в душе человека сидит мысль: «Я хочу пойти в театр, чтобы по-другому пообщаться с этой жизнью, с этими вопросами, которые все время сидят у меня в голове».

– Что же готовы предложить такому думающему человеку наши театры? Что происходит с драматургией? С нашим кино в Татарстане?

– В Татарстане в кино пока идет раскачка, очень понятная мне. Что тут говорить... Это должно стать государственной программой. Пока такой программы не существует. То, что есть люди, которые, несмотря ни на что, пытаются создавать авторское кино – это период ни туда ни сюда. Авторское кино пока не дошло до определенного уровня: среда не созрела, из которой оно бы выросло. А если говорить о крупномасштабном кино, то здесь, как я уже говорил, должна быть программа.

А драматургия есть. Ее немного, но ее никогда не бывает много. Это совершенно уникальное творчество. Как пишут пьесы? Это для меня непонятно! Я могу еще себе представить, как написать роман, но пьесу как можно написать? Это очень тяжелый труд. Да еще к тому же это же подсобный материал, который может воплотиться в жизнь только тогда, если его сыграют! Ты пишешь заготовку, но она должна быть настолько идеальна и интересна для режиссеров...

Я считаю, что Татарстан очень даже в неплохом положении по драматургии.

– Относительно чего?

– Относительно других национальных республик. Да и российского театра. Все-таки у нас еще есть Туфан Миннуллин, Зульфат Хаким, Ильгиз Зайниев, Мансур Гилязов. Появились две поэтессы, которые начали писать... Пятый год мы проводим конкурс на новые татарские пьесы, и каждый год появляются имена.

– А что вы думаете об отмене нацкомпоненты в школьном образовании? Скажется ли это на уровне татарской культуры?

– Это ужасно. Но это никак не скажется. Даже более того. В советское время театр был одним из тех мест, куда люди могли прийти поговорить, услышать свой язык. Как раз это может быть даже в нашу пользу. Но само решение – это полное непонимание. Я даже не знаю, к чему это приведет.

– Фарид Рафкатович, что вы очень хотите поставить, но что еще не поставили?

– О! Очень много.

– А вот если подумать о мечте, которой художник живет и думает при этом: «Я обязательно это поставлю, но не сейчас, а когда будет больше опыта, когда я буду намного лучше, чем сейчас».

– Когда ты находишься в таком большой театральном поле, то таких вопросов много. Я хотел поставить «Короля Лира». Действительно, я начинал его ставить, но не получилось сразу, все это перенеслось. Я собирался ставить «На дне», был готов перевод. Есть национальная драматургия. Есть толстенный труд Кол Гали «Кыйссаи Йосыф». Я очень хочу поставить эту притчу об Иосифе, которая есть и в Библии, и в Коране.

– Но...?

– Но пока не настало время, не настал момент. Пока собираюсь с силами. Театр немножечко напоминает конвейер. Для этого нужно же остановить всю машину и заняться этим делом. Вот для этого и есть малый зал, где можно тихонечко, не торопясь, что-то пробовать. Конечно, есть вещи, которые я пока не могу осуществить.

– Из-за распорядка в театре или все-таки по причинам творческого характера?

– Понимаете, я ж пришел в театр со столетней историей, не я ж его создавал. Поэтому, конечно, в этом театре сложились определенные законы, определенный ритм, определенная тональность, которые я вынужден учитывать. Если бы начал с ноля театр, то я, конечно же, начал с тех произведений, о которых сказал.

– Скажите, а вы здесь на своем месте?

– Кто может сказать, кто на своем месте, а кто нет?

– Что в таком случае для вас театр?

– У татар есть такое слово, которое дословно переводится как «мираж». Но это не совсем тот смысл. Знаете, по утрам бывает такое ощущение, что все искажается немного, весь пейзаж. Некая вибрация в воздухе над землей. Для меня образ театра, спектакля – это то самое слово мираж, зыбкость. Если эта зыбкость исчезнет из театра, эта поэтичность, если театр станет кондовой ареной для высказываний устоявшихся простых истин, то для меня театр будет уже неинтересен.