Ицхок Горелик, главный раввин Казани и Республики Татарстан: «Я служу еврейскому народу, но не с оружием в руках»

В общем, не зря говорят, что все в мире идет по спирали. Когда-то родители Ицхока Горелика уехали в Израиль. А через несколько десятков лет их сын вернулся обратно в Россию с новой миссией, с которой успешно справляется. Жаль, что время его расписано от и до, разговор с ним хочется продолжать и продолжать.

– Реб Ицхок, вы живете в Казани достаточно давно…

– Уже 10 лет.

– Что вас удивило больше всего тогда?

– Я родился, конечно, не здесь, но жил в той атмосфере, которая знакома советским людям. Во-первых, мои родители отсюда. Во-вторых, район, где я жил в Израиле, почти полностью населен выходцами из Советского Союза. Русский язык был уже привычен для моего слуха да и часть привычек тоже. И многие мои родственники до сих пор живут в России.

Что же касается удивлений, то если смотреть в плане еврейства, та стена, которая отделяла страны бывшего СССР от всего остального мира, все-таки не разобщила советских евреев. Можно сказать, что я открыл закрытую дверь и был поражен, как люди держались друг за друга, как родители передавали свои ценности детям.

– Что продолжает удивлять до сих пор?

– Прошло всего 10, как я здесь, и уже видно, как сильно продвинулись в развитии еврейские общины не только в нашем городе, но и в стране в целом. И евреи уже могут не стесняться национальности, своего духовного родства. Такое ощущение, что люди ждали и копили силы для момента, когда все наконец-то откроется.

– Многие казанцы о существовании еврейской общины узнали благодаря харизматичному музыканту Леониду Сонцу. Он умер. И его никем не заменишь…

– Он был особый. Он мог вести за собой людей. В руках у него была только скрипка, а скрипка для еврея, особенно в те времена, когда все начало возрождаться, была больше, чем музыкальный инструмент. Сонц, если можно так сказать, всколыхнул наш народ, повел за собой. Его уже нет. Есть другие, но они – другие. Соответственно, и миссии у них другие.

– Здание, в котором мы сейчас находимся, имеет богатую историю. После революции его отобрали коммунисты, затем в 1996 году удалось вернуть общине. Но это ведь не только синагога?

– В первую очередь – это синагога. Но синагога – дом не только, где молятся, но и дом в более широком смысле слова. Общий еврейский дом. Сказать, сколько народу здесь собирается, точно не могу. Кто-то идет на молитву, кто-то в школу, кто-то за помощью и так далее. Можно попробовать назвать приблизительную цифру: получается где-то четыре тысячи в год человек, которые более-менее постоянно бывают здесь.

– Тогда давайте поговорим о том, куда и зачем приходят люди?

– Как я уже сказал, это наш дом. А дом – это четыре стены, где каждый из семьи может найти себе место. Самая страшная вещь, если человек, приходя домой, не может найти себе угла. А так как мы все разные со своими запросами, то здесь мы постарались создать то, что будет востребовано многими. На первом этаже у нас молельный зал. Кто-то приходит сюда несколько раз в день, кто-то раз в год, чтобы помянуть родителей. Другие приходят, чтобы изучать идиш. Молодежь занимается в своем клубе. Врачи ведут прием. Продукты продаем кошерные. Действует благотворительный центр, центр проката для нуждающихся в помощи. Ну и так далее.

– Если не ошибаюсь, есть воскресная школа для детей.

– Да. Идея была такая, чтобы те дети, которые не учатся в еврейской школе, могли не отрываться от народа. Для нас очень важна атмосфера. Ее мы и создаем.

– Внизу на доске объявлений я видела приглашения в различные секции: ИЗО, восточные танцы. Посещать их могут только иудеи?

– Честно говоря, надо уточнить у директора, который за все это отвечает. Понятно, что основа будет оставаться. Мы стараемся дать евреям то, что они долгие годы недополучали. Но я не думаю, что у всех остальных нет возможности приходить сюда. У нас есть такой закон: когда помогаешь людям, нельзя делить их по национальностям.

– Вот мы с вами добрались до благотворительного центра. Кому он помогает?

– Нуждающимся. Если брать конкретней, то постоянно составляются списки тех, кому нужна помощь. Семья, где папа, мама, дети здоровы, конечно, в список не попадут. Если возникают проблемы – возраст, болезни, один родитель – тогда самое пристальное внимание. Сумма помощи тоже меняется от общей суммы, имеющейся в благотворительном центре. Все решает совет центра – председатель, врачи, психологи, юристы, бизнесмены.

– Бизнесмены активно участвуют в благотворительной деятельности?

– Конечно. Причем не все из них евреи, хотя основа опять-таки сохраняется. Соответственно, и помощь мы оказываем таким же образом.

– Одной из лучших школ города по уровню образования считается 12-я. При приеме туда одно из условий – принадлежность к еврейской нации. Насколько это возможно в многонациональной стране и национальной республике?

– Я думаю, если с самого начала школа объявляет свои цели, это сразу снимает много проблем и вопросов. Как-то евреи собрались и решили создать такую школу, чтобы с одной стороны учили, как положено по общеобразовательной программе, а с другой – сохранить часть своих ценностей. Каждый ведь народ этого хочет. Еврейская атмосфера – рисунки на стенах, изучение культуры. Школа №12 – это не против кого, а за кого. Тех родителей, кто хочет, чтобы ребенок учился там, сразу предупреждают об особой атмосфере.

– Я знаю, что у вас пять детей.

– Слава Богу, да. Старшей – девять лет, младшей – полтора.

– В какой школе учатся старшие?

– Четыре года назад община решила, что общеобразовательной городской школы недостаточно. Люди уже ищут не только атмосферы, но и хотят выбрать определенный образ жизни во всем: питание по закону, семейные устои (не просто петь «Тумбалайку») и др. Возникла проблема, как удовлетворить потребности. И перед моей семье встал этот же вопрос. Ребенку же не объяснишь, что разрыв между устоями в обществе может быть так велик. Поэтому появилась частная школа при синагоге, где учитываются все нюансы – от одежды до поведения. Сейчас у нас учатся 26 человек из разных классов. Сами понимаете, численность классов невелика. Да, есть еще садик, работающий по тем же принципам.

– Как живут общины в других городах республики?

– Им тяжелей. Однозначно. Допустим, у людей есть желание создать общину, но нет знания, как это сделать правильно. Они приходят к нам с определенным потенциалом, чтобы его развить. Но, если у них нет возможности прийти сюда, то сделать это через письма и телефон достаточно сложно.

– Можете назвать города, где процесс дал положительные результаты?

– Конечно, это второй по величине город – Набережные Челны.

– Татарстан не совсем Россия. Можете сказать, чем отличается положение российских евреев от республиканских.

– Не могу. Потому что я живу только в Татарстане. Слежу, конечно, за тем, что происходит. Я думаю, что здесь нас больше чувствуют те, кто за все отвечает. Можно сказать, что мы очень органично здесь вписались в общую обстановку.

– Время от времени в стране, да и в Казани, случаются акты вандализма. Как вы думаете, это тщательно спланированные политические акции или хулиганство?

– Или. Хулиганство.

– В истории СССР и России были две массовых волны возвращений евреев на историческую родину. Тогда большинство уезжали с концами. Возвращаются ли обратно те, кто не смог найти себя на земле обетованной?

– Конечно. Ведь есть две основные причины, с какой стороны ни посмотри: там трудно и тут хорошо. Когда мы смотрим, кто возвращается обратно, то получается, что это люди в возрасте 30-40 лет. Практически всегда остаются в Израиле пенсионеры и совсем юные. Они хорошо и быстро адаптируются к условиям, новому языку. А вот сорокалетним труднее во всем: привыкнуть, найти работу, полностью изменить стиль жизни.

– Кстати, молодежь Израиля должна обязательно служить в армии. Вы служили?

– Один день. Сейчас объясню почему. Те, кто выбрал духовное направление в жизни, получают отсрочку. А раввин уже не может служить как обычный человек, задача другая – помогать людям духовно. Я служу еврейскому народу, но не с оружием в руках.

– Вас по долгу службы приглашают на различные мероприятия, где бывают мусульманские и христианские священнослужители. Видно, что вы очень оживленно общаетесь. О чем вы говорите?

– Анекдоты рассказываем (смеется – ред.). Или обсуждаем общие вопросы. Сам факт того, что мы собираемся, это символ. Я всегда всем желаю одного: мы живем в одном городе, поэтому нам надо понимать друг друга. Будет понимание – будет все хорошо.