Галина Лукоянова, женщина, которая живет и фотографирует: «Я боюсь, что настанет утро, когда я проснусь, и мне не захочется фотографировать»

Разговаривать с Галей Лукояновой – примерно то же, что смотреть на гениальную фотографию. Вроде бы все просто и ясно, но почему-то хочется снова и снова вернуться, чтобы разглядеть нечто, что так притягивает взор. Галя просит не называть ее фотографом, потому что фотографы, по ее мнению, это серьезные мужчины, умные, образованные, которые знают профессию от и до. Она же – лишь женщина, которая живет и фотографирует. Но фотографирует так, что ее выходные распланированы на полгода вперед: свадьбы, свадьбы, свадьбы. Будни же посвящены работе в студии.

– Галя, ты ведь фотографировала не всю сознательную жизнь?

– Нет конечно! Лет восемь назад супругу подарили обыкновенную мыльницу. Перефотографировала всю родню, всех знакомых. Потом начала шить какие-то костюмы, ведь лица-то одни и те же, одежда тоже. Мастерила из мешков каких-то, мочалок. На 1 мая – одно, 9 мая – другое, Новый год – третье. Еле знакомых уговаривала какие-то сценки изображать. Они поначалу сопротивлялись, но потом поняли, что бесполезно. Чтобы быстрей начать жарить шашлыки, соглашались поучаствовать в действе. Может, думали, что я чокнутая какая-то, а потом привыкли. Потом время какое-то прошло, ко мне люди приходят: мы вам деньги заплатим, сделайте нам, пожалуйста, такие фотографии.

– Где тогда работала?

– В мебельном. Диваны продавала. Был график: неделю торговала, неделю фотографией занималась.

– Сколько времени прошло между первой мыльницей и первыми деньгами?

– Года два-три, наверно. Меня тогда познакомили с первым в моей жизни настоящим фотографом. До этого я никого не знала. Он посмотрел на мои фотографии и сказал, что сегодняшний день не зря прожит. Я удивилась, спросила – почему. Он ответил, что ему приятно видеть, как молодежь этим занимается. И сразу сказал, если я хочу продолжать, то должна купить серьезный аппарат. Не поверишь, но я тогда считала, что все шедевры снимаются на «мыльницы». Более того, не знала, что в ней надо батарейки менять, ну а пленку друзья вставляли. Назанимала денег, купила первый серьезный фотоаппарат – Canon пленочный. Потом меня познакомили с другим известным фотографом – Сашей Эшкининым. Он пришел ко мне в магазин, я показала свои работы, и сразу спросил: «Что вы здесь делаете? Бегом в издательство!»

– Фотографии взяли?

– В издательстве? Сразу. Причем несколько редакций.

– Что это были за работы?

– Как раз сценки с костюмами из мешковины. А затем из магазина я уволилась. Совмещать уже не получалось.

– Можно сказать, ты счастливый человек. Сколько тех, кому за тридцать, маются, не находя себя.

– Все было необдуманно. Я дружу с фотографом Гульнарой Сагиевой, у нее тоже такая же история произошла, тоже после тридцати снимать потянуло.

– И откуда все это приходит…

– Мне всегда хотелось, чтобы было красиво. Даже в театральный когда-то собиралась. Повезло, что теперь могу выражать это через камеру. Я не стремилась быть фотографом, я жила и снимала. И даже не подозревала, что в жизни можно работать, получать от этого удовольствие, при этом деньги тебе платят и даже говорят спасибо. Нет границы! Когда-то я числилась на заводе. Там все было четко: дом – асфальт до завода – работа по звонку – дорога обратно. А сейчас я тридцать шесть часов живу! Ложусь, встаю, готовлю, работаю с мыслями. Вечно какие-то фотографии, альбомы, клиенты, аппаратура.

– Не хватает времени на отдых? Когда последний раз был отпуск?

– Года два назад, что ли… Ездили на юг. Но это не отдых! Я поняла, что разучилась отдыхать. Полежала час на пляже и пришла в ужас от того, что у меня впереди еще дней десять таких же.

– Аппаратуру брала?

– Специально оставила. Был печальный опыт раньше. Иногда кажется, что надо уходить… Ну, не знаю. Или меньше работать. Я снимаю много свадеб, а это одна из сложных съемок. К тому же, свадьба – убийца аппаратуры. Пятнадцать часов без передыху могут люди работать, но не техника. Поэтому она так быстро ломается.

– Раз уж мы заговорили о свадьбах… Ты можешь отрицать, возмущаться, но я знаю точно, что «Галя Лукоянова – свадьба» – это бренд.

– У каждого свое восприятие. Для кого-то я хорошая, для кого-то – плохая.

– Неужели были недовольные съемкой?

– В глаза, по крайней мере, не говорили (Смеется.)

– Пары выбираешь?

– Нет. Работаю с теми, кто раньше позвонил.

– Сколько человек снимают такие праздники?

– Мне очень нравится Сергей Максимов, Гульнара Сагиева, Игорь Лупанов. Жизнь нас как-то связала. Они мне в чем-то помогли, может, я им в чем-то. Мы дружим. Я считаю их своими учителями. Игоря – еще и в техническом плане (Улыбается.) Так как я женщина, то, приобретая новую аппаратуру, прошу его помочь с ней разобраться. Какие-то кнопочки, проводочки. Столько слез было пролито! В книжках ведь не все написано! Нас немного. Нельзя сказать, что кто-то делает лучше, кто-то хуже. Это как парикмахер.

– В парикмахерскую люди ходят все чаще, нежели женятся. Есть разница между съемкой мужской и женской?

– Некоторые сразу против фотографа-женщины. Так уж исторически сложилось. Понятно, если звонит невеста и спрашивает фотографа-даму. Но так ведь и женихи теперь звонят с такой просьбой. Почему? «Ну, у вас другие фотографии».

– Другие – в чем?

– Сама не знаю. Но люди утверждают, что видят разницу. От себя могу сказать, что снимаю так, как вижу. По-другому не могу.

– Для свадебной фотографии необходима красивая местность?

Раньше ночами не спала, представляла, как поставлю их у определенного забора, как жених невесту обнимет. А приходишь – опа! Настроение другое, невеста в платье, иной макияж. И подготовленный забор совершенно не подходит. Свадьба – это очень быстро. На кадр – по одной-две минуты. Это праздник, и людей нельзя мучить. Фотографии жениху с невестой нужны до свадьбы, когда они смотрят чужой альбом, и после – когда смотрят свой. Страшно подумать, если будет мой какой-то праздник, и меня начнут таскать по кустам – брр…

– Видела твои фотографии у президентского дворца. Охрана не возмущается?

– Нет, к нам все привыкли. Могу сказать, что казанцам очень повезло – Кремль и городские парки облагородили. Некоторые гости в силу своей занятости только на свадьбах видят эти красивые места.

– Галя, знакомство с парой до дня X обязательно?

– Конечно! Обычно мы встречаемся, беседуем час-полтора. Мне важно посмотреть на людей, понять характеры (внешность не имеет значения). И, когда я прихожу на свадьбу, говорю «Привет!» – меня воспринимают как родственника. Может, это прозвучит высокопарно, но надо влюбиться в своего клиента. Тогда будет контакт. И клиент должен влюбиться в тебя. Энергия взгляда на снимке очень чувствуется.

– А твоя свадебная форма одежды?

– Больной вопрос. Очень хочется выглядеть красиво (я все-таки женщина). Но красиво – не всегда удобно. Я приспособилась. На уличные съемки надеваю джинсы, кроссовки, футболку, чтобы удобно лазить по кустам. А в ресторане переодеваюсь. Какого бы уровня ни была свадьба, люди надевают все самое лучшее. Я не имею права портить их праздник. Белая рубашка и строгие брюки не портят впечатления. И в таком виде не выглядишь ущербно среди других женщин.

– Студийная съемка. Кто приходит?

– Не модели. Однозначно. Большинство идут с одной и той же фразой, может, она у меня на двери написана (Смеется.): «Галя, я первый раз, я не фотогенична, я плохо получаюсь на снимках. В паспорте моя фотография ужасна!» Про паспорт говорит каждый третий.

– А фотография в твоем паспорте тебе нравится?

– Меня вроде бы как знают в лабораториях. И когда я снималась, мне девочки говорят, проверь. Я рукой махнула. Это ж паспорт. Кто туда смотрит? Они были очень удивлены, потому что знают, как я отношусь к чужим снимкам. Если мне что-то не понравится, я буду перепечатывать снова и снова. Ну да ладно. Приходят девушки, которые увидели где-то мою работу и просят сделать так же. Но у каждого человека своя внешность, пластика, энергетика. Повторить какую-то фотографию невозможно. Иначе получится неестественно.

– Мужчины бывают?

– Реже, конечно. Чаще публичные люди, которым нужны снимки для журналов. Или же девочки своих мальчиков приводят, а жены – мужей. Потому что просидеть четыре часа в студии не каждый может. Я за такие подвиги готова медали давать! Снимать мужчин, мне так кажется, проще. Они относятся спокойней. Просят сделать побыстрей и получаются естественней.

– Реквизит, макияж?

– Все сама. Хочется, чтобы человек был похож сам на себя. С реквизитом всегда хочется что-то новое, но не всегда получается.

– Фотошоп используешь?

– Очень редко.

– Аппаратура какая?

– Так уж получилось, что первым был Canon. Все и подбиралось к нему. Но вот недавно у меня технику навсегда позаимствовали, так получилось, и я сейчас раздумываю – может Nikon? Не знаю пока. Это ужасный был момент, когда со свадьбы украли всю технику. Успокаиваю себя, что голова на месте, сама здорова. Все равно тяжело.

– Как выкрутилась?

– До трех ночи я ездила собирала с миру по нитке. Благодарна всем, кто помог – один дал камеру, другой объективы, вспышку, штативы и т.д. И это при том, что у техника – это вещь настолько интимная! Магазин ради меня в семь утра даже открыли. Это очень приятно.

– Поговорим о титулах, о победах. Что есть?

– Ничего у меня нет. Я просто фотографирую.

– В конкурсах участвуешь?

– Иногда. Я часто хожу на выставки. Иногда выходишь и задыхаешься от восторга, иногда даже говорить не можешь. На выставке надо показать ТАКОЕ, ТАКОЕ! Сейчас ведь много народу фотографирует. Вывесишь что-нибудь, скажут: а, тетка-фотограф, попсу гонит. ТАКОГО у меня в жизни пока нет. Фотографию я считаю подарком судьбы. У меня что-то происходило в голове, но я не понимала, что, поскольку круг общения был иной. Я ложилась спать с мыслью проснуться нормальным человеком. Но когда начала общаться с коллегами, поняла, что у меня обычная профессиональная деформация, которой не стоит пугаться. Теперь ложусь спать с другой мыслью – лишь бы подольше это не прошло. Это подарок судьбы. Я боюсь однажды ничего не увидеть.

– Я знаю, что у тебя взрослая дочка. Как она относится к твоему выбору?

– Ей 18. И на днях, посреди ночи у нее вырывается такая фраза (наверно, давно об этом думает): «Мама, я, конечно, не имею ничего против твоей работы, но не понимаю, как можно целый день гоняться за человеком, сделать его портрет и от этого балдеть!»