Александр Розенбаум, композитор и певец: «Рожа у меня как была худющая, такой и осталась!»

Розенбаум вновь поехал по стране. И опять на его концертах яблоку негде упасть. Три с половиной (!) часа, лучшие песни, искренние диалоги с залом, шутки, а в финале, по-моему, уже по традиции – его фирменная: «…Лечить – так лечить! Любить – так любить! Гулять – так гулять! Стрелять – так стрелять!», и, конечно же, долгие и очень бурные овации переаншлаговых тысячников…

И еще его слова напоследок. Мудрые слова. В полнейшей тишине. «Вы даже не представляете, как я благодарен всем вам за то, что вы приходите на мои концерты. Когда я приезжаю в город, и организаторы моего концерта говорят, что в кассах нет ни одного билета… поверьте мне, я счастлив. По-настоящему счастлив. Ибо я глубоко убежден: мы, артисты, есть только до тех пор, пока у нас есть вы. Пока вы нас любите. Пока вы к нам приходите. Пока вы берете у нас автографы. Пока вы с нами фотографируетесь. Пока вы берете у нас интервью… Понимаете, вот только тогда существуем и мы».

Настоящее кино о войне может создать только тот, кто это прошел и пережил сам, лично!

– Я хочу начать вот с чего… Ваша пронзительнейшая песня «Зеленый цвет твоих любимых глаз» на не менее замечательную музыку Игоря Крутого. Я сегодня видел собственными глазами: зал – рыдал. В ваших глазах тоже были слезы… Что в эти моменты проносилось в вашей голове, Александр Яковлевич?

– Я вижу то, что пережил… Это ж не с потолка я все взял. И не из кинофильма какого-нибудь… Типа, там, «9 роты», да? «Огоньки сигарет, смех друзей, а в нём – мужские слёзы. Высохшей реки дымный след, мы дошли, а «вертушек» нет…Зелёный цвет твоих любимых глаз мне в бою жизнь спас. Покуда он со мной, я знаю, что к тебе вернусь…» Понимаете, я это взял из своей жизни, из жизни моих товарищей. Конкретная история, произошедшая с конкретными людьми, в том числе и со мной.

– Не понравилась «9 рота»?

– Знаете, для меня это «стрелялка». Обыкновенная американская «стрелялка». Достойно сделанная, красиво – быть может. Но… не более того, понимаете? Я глубоко убежден, что настоящее кино, равно как и настоящее произведение о войне, может создать только тот, кто это прошел и пережил сам, лично. Например, как это замечательно делал Чухрай старший, Тодоровский опять же старший...

Я вам так скажу: из нашего кино последних, скажем, пяти лет на меня произвел по-настоящему колоссальное впечатление, пожалуй, лишь один фильм… «Штрафная рота», кажется.

– «Штрафбат», наверное. Но это сериал.

– «Штрафбат», да. И совершенно не волнует меня, сериал это или не сериал. Ну… о-очень! Сыграно все сумасшедшим образом, актеры сработали потрясающе! И сценарий хороший, и… И он НАШ, понимаете? Если «9 рота» – он не наш, по внутренности своей, да? Хотя и там русские люди, и там. И там война, и здесь война. Но по внутренности «9 рота»… ну… согласитесь, ну просто же пышет американизмом! Международным.

Как это Сталин-то называл?.. А, космополитизмом! Ну, ВЕЕТ же просто!.. А вот «Штрафбат» – абсолютно русское кино. А поскольку я все-таки человек, наверное, погонный, – да? – то для меня… в общем, сами понимаете.

Я столько пропахал своим животом на шести войнах, в 150 тысячах воинских частей, кораблей, застав и всего остального, что всем даже в страшном сне этого присниться не сможет!

– А я сразу вспоминаю еще один фильм. Но уже с вашим участием, говорухинский «Не хлебом единым»…

– Я его очень люблю.

– Вашу игру в нем, кстати, сам же Говорухин называет блестящей.

– Как вам сказать… В общем, я бы там нашел, что исправить. Улучшить, так сказать, кое-что. Но я это храню в себе. Понимаете, это только я знаю. Но специалисты, мастера кино, они да, они претензий ко мне не имеют.

– …А мне почему-то кажется, что вы со Станиславом Сергеевичем вообще очень близкие по духу люди.

– Вы правы, мы очень хорошие товарищи. Он единомышленник мой. Абсолютный. От политики до творчества.

– Да, но ведь он, мягко говоря, во многом не принимает нашу сегодняшнюю жизнь…

– И я ее не принимаю!.. Во многом. Как можно принять воровство? Как можно принять коррумпированность? Ответьте мне! Как можно принять… я не знаю, потерю уверенности в своей собственной стране?!

– …и открыто выступает против нынешнего строя.

– Нет, ну, во-первых… Не забывайте, что Станислав Сергеевич постарше, чем мы с вами. Он человек, который пожил при советской власти больше, чем я и вы. Поэтому у него и привязанности к ней побольше. Да, он прекрасно осознает плюсы и минусы сегодняшнего дня. Но он, уверяю вас, также осознает плюсы и минусы и того дня… Просто нельзя так резко уходить от своей собственной истории, от своих собственных взглядов, воззрений, мыслей во имя каких-то дядь и тёть из, допустим, Евросоюза, понимаете? Кто мне такая мадам из Швейцарии, которая арестовывает мой парусник «Седов», например?..

– А вам-то самому, Александр Яковлевич, вот, положа руку на сердце, тогда все же, что называется, комфортнее, спокойнее жить было, или?..

– А мне и тогда неспокойно жилось, и сегодня неспокойно живется. Это как мне тут один сказал: мол, пообщался я с народом, а народ-то этот, оказывается, считает, что живешь ты, Саша, шоколадно!.. Знаете, так могут считать только глупые люди! Или, если угодно, не очень умные, просто не хотелось бы их обижать… Почему? Я вам отвечу. Да потому, что у нормального думающего человека, да к тому же еще и творческого, шоколадной жизни не бывает! При любом строе, при любой власти – ему будет нелегко ВСЕГДА.

Я не жалуюсь, я неплохо живу, да. Есть у меня и что покушать, и что надеть. Но, прошу заметить! Рожа у меня как была вот такая – худющая – такая и есть! Вот когда она у меня перестанет влезать в ящик телевизионный, как сегодня у многих, – да? – вот тогда можно будет говорить о моей шоколадной жизни... (Пауза.) Мне вон в свое время звание полковника медицинской службы запаса присвоили – тоже, что ли, прикажете причислить к красивой жизни Розенбаума?! Я, бл...ь, столько пропахал своим животом на шести войнах, в 150 тысячах воинских частей, кораблей, застав и всего остального, что всем даже в страшном сне этого присниться не сможет!

Даже если у меня тридцать нефтяных вышек и я ничего не делаю, а только получаю за эту нефть, с которой мне постоянно капает, я и то буду думать, как бы мне сделать тридцать первую, тридцать вторую, сорок восьмую, ну так ведь? Даже уже не икра в бочках меня интересует и не парк автомобилей своих, и не двадцать восемь островов купленных на эти нефтедоллары, а меня интересует уже просто САМ ПРОЦЕСС бизнеса. Если я думающий человек, опять же.

Поэтому… (Улыбаясь.) Нет, ребята, всегда неуютно. Всегда есть какие-то вещи, которые тебе хочется поправить, как-то переделать…

– Говорят, счастливый человек – это тот, кто живет в гармонии с самим собой…

– Безусловно. Намекаете на то, могу ли я так сказать про себя?.. Наверное, скорее, да, чем нет. Хотя, говорю же, многое хочется поменять. Но поменять не кардинально, а так… (Улыбаясь.) знаете ли, не стратегически. Просто улучшить.

Я не имею ничего против порядочных и честных журналистов

– Сейчас так много различных ток-шоу, и довольно неплохих в том числе, с замечательными ведущими. Тот же Владимир Соловьев, например, да? Почему вы обходите их стороной?

– Я был у него в «Апельсиновом соке». Но потом, когда Соловьев позвал меня в эту свою нашумевшую передачу, чтобы я там поругался с Макашовым...

– «К барьеру!»?

– Да. Я отказался. Ибо я считаю эту программу провокационной. Я считаю ее далеко не лучшей программой на нашем телевидении. И в провокациях я не участвую.

– А что вы, интересно, вообще смотрите по телевизору?

– В первую очередь – новости. Люблю научно-популярные программы о животных. Ну и еще, пожалуй, кино. Все же остальное меня на нашем телевидении не интересует ва-а-абще! Как класс, если хотите!.. Особенно все эти дурацкие развлекательные программы, содранные, в натуре, со всех развлекательных программ Запада, которые я смотрю в оригинале, когда бываю за кордоном. Плюс еще все эти общественно-политические ток-шоу не выношу, ибо ненавижу журналистов, которые считают, что их мнение – это истина в последней инстанции! Я имею в виду, например, Сванидзе и иже с ним подобных ребят. Не люблю диктат!

– Скажите, а у вас вообще есть друзья-журналисты?

– …Нет.

– Это просто по жизни так получилось? Или это из разряда ваших принципов?

– Наверное, это получилось по жизни. Я так думаю. Ну, приятель, может, только Кира Набутов. Да и то это, скорее, спортивный журналист... Понимаете, я не имею ничего против порядочных и честных журналистов. Но, к сожалению, они сегодня так редко встречаются! Впрочем… Знаете, я вам так скажу. В наши дни количество порядочных, толковых и умных журналистов так же мало, как и количество порядочных, толковых и умных артистов эстрады. (Улыбаясь.) Все очень просто.

– Вопрос, может, и неуместный, но, тем не менее… Вы платите за свои телеэфиры?

– …А, вы знаете, (Улыбаясь.) я, похоже, просто-напросто некомпетентен в данном вопросе. За эфиры со сборных концертов или, скажем, с каких-то мероприятий общественно-политических, в которых я соглашаюсь принять участие, – за это не плачу, совершенно точно. Продюсер мой тоже, по-моему, не платит… Вот когда был клип – был у меня как-то клип один на Новый год – да, кажется, какие-то проплаты были. Но и то, что называется, чисто символические.

«Битлз» – это моя Библия. «Абба» – мое Евангелие

– А вот интересно, Александр Яковлевич, вы общаетесь с молодежью нынешней? Скажем, с «Фабрикой звезд», с «народными артистами»?..

– А как с ними можно общаться? Я общаюсь с ними... так... на уровне «Здрасьте». Они ко мне очень почтительно относятся. Но... А о чем мне с ними разговаривать? На какую тему мне с ними общаться?

– Прям никто из них не интересен? Вообще?

– Нет. Мне вообще неинтересны люди, работающие с фонограммой. Какими бы талантливыми они не были. Которые не знают, что такое репетиция перед концертом, которые не знают, что такое настройка звука перед концертом. Потому что им этого не надо! Они впихивают дискету в playback, и все. Для меня это не артист. Для меня это не вокалист. Они хорошие дети, наверное. И дай Бог им здоровья. Есть среди них и более-менее талантливые. Но они мне НЕ-ИН-ТЕ-РЕ-СНЫ. А вообще, я считаю, на свете пока было только два великих коллектива. «Битлз» – это моя Библия. И «Абба» – это мое Евангелие, если хотите.

– А что вы мне скажете по поводу дружбы со своими коллегами? Или вы тоже двумя руками за крылатую фразу, что, мол, шоу-бизнес – это клубок целующихся змей?

– Нет, почему? Бывает такая дружба. Например, я очень ценю дружбу с Кобзоном.

– У вас именно дружба?

– У нас дружба, в общем, да, такая... достаточно серьезная. Давно. Мы очень близки с Володей Винокуром, с Левой Лещенко, с Ларой Долиной. С Соней Ротару. То есть, все это люди старшего поколения, люди, воспитанные советской властью, люди советской эстрады. Очень добросовестные. Другое дело, они могут нравиться или не нравиться – это уже третий вопрос. Но с точки зрения многих вещей, они в любом случае – подчеркиваю, в любом! – НЕСОИЗМЕРИМО профессиональнее, чем вся эта сегодняшняя молодежь.

– Помнится, вы когда-то довольно нелицеприятно отзывались об Александре Новикове…

– Изменилось ли мое отношение к нему?.. Изменилось не отношение. Я сам изменился. В последнее время просто стал терпимее и умнее. И еще… я больше не выпиваю. (Улыбаясь.) Поэтому свои чувства с определенных пор предпочитаю выражать интеллигентнее, приличнее, что ли?.. Творчество Александра Новикова мне не близко. Я не говорю, что оно плохое, не говорю, что оно не нужно. Оно очень многим, видимо, нравится – и дай Бог. Оно многим, наверное, интересно – и слава тебе, Господи! Мы с ним не друзья, мы даже не приятели. Мы просто знакомые. Но, повторюсь, творчество его мне не близко. Гораздо ближе мне творчество, скажем, того же Андрюши Макаревича.

Перечитал недавно «Преступление и наказание», взял томик Монтеня…

– Я знаю, вы большой книголюб. Что читаете сейчас?

– Из современной литературы, новой, художественной, я ничего вам не смогу порекомендовать, не беру в руки. А читаю я сегодня много публицистики, мемуаристики, массу документальных каких-то вещей. Много периодической печати. И еще перечитываю классику. Перечитывал вот не так давно «Преступление и наказание». По-новому как-то смотришь на это дело, совершенно!.. Взял Монтеня томик. Никогда не читал Монтеня. Товарищи мои настоятельно рекомендовали. Вообще тянет, знаете… Вот все эти «Великие мысли великих людей» – листали когда-нибудь? Очень хочу познакомиться с этим делом поближе. Лично.

Мои почитатели, они же эгоисты, они будут от меня ждать нового до смерти!

– О чем сейчас хочется писать песни?

– Да все о том же самом… (Улыбается.) Все о том же самом. О жизни человеческой в самых разных ее проявлениях. И ситуациях. Я еще раз хочу сказать – никто после Адама и Евы ничего нового не придумал. Все то, что было у них, все осталось и сегодня.

– Но пишется?

– Пишется, когда есть время. Но когда нет времени, я стараюсь его находить. Потому что я ответственный человек. Я не могу расстраивать своих почитателей. Я знаю, что они от меня ждут. Знаю, что они эгоисты и будут от меня ждать нового (Улыбаясь.) до смерти. Но я буду стараться оправдать их надежды. Даже если иногда и не хочется. Ведь, казалось бы, ну столько уже понаписал! Да с таким багажом можно было б давно остановиться и уже совершенно спокойно доживать свой век, никого не трогая! Но я так не могу. Как только я перестану писать, люди скажут: «Ну во-о-от, а мы на него рассчитывали…»

Я совершенно не иудей в смысле религии

– Александр Яковлевич, ваш второй внук, который родился в феврале 2005 года, получил имя Саша…

– Так его решили назвать родители. Я это подчеркиваю. Лично мне его хотелось назвать Никитой.

– А вы вообще спокойно к этому отнеслись? Просто же вроде существует некое такое поверие, что при живых…

– (Перебивая.) У евреев – да. Хотя я совершенно не иудей в смысле, так сказать, религии, но… черт его знает. Я не знаю… Я в свое время назвал дочку в честь живой бабушки. (Улыбается.) Поэтому меня это, в общем, как-то не очень пугает с точки зрения религии и поверья вот этого религиозного… От самого внука я в восторге, а от имени его – совершенно наоборот. Но привыкну. В конце концов, буду звать его Никита. Все будут звать его Сашей, а я – Никитой.

Вы можете определить на глаз вес коровы?

– А вот о своих предках, интересно, вы знаете хоть что-нибудь?

– Я пытался однажды составить свое генеалогическое древо, дошел до определенного момента... Выяснилось, что мои предки по матери – евреи, люди очень серьезные. Прапрапрадед и потом прапрадед держали типографию, занимались типографским, так сказать, бизнесом. Им даже было разрешено жить в столицах... А по папиной линии место оседлости – Украина. Торговцы. Мой второй прапрадед был совершенно сказочным оценщиком садов и скота. Мне рассказывали такие басни, что... представляете, он мог на глаз определить вес коровы! И ошибался при этом всего лишь на каких-то 100-150 граммов!.. А интеллигенция у меня в роду пошла с мамы и папы. Нет, с бабушки... Нет! Все-таки с прабабушки по материнской линии.

Мой «Толстый фраер» вернул питерцам счастье

– Помимо творчества и Госдумы в вашей жизни еще ж ведь присутствует и бизнес – и это не секрет. Раньше это была только пара ресторанов, если не ошибаюсь, в Штатах и Питере…

– …а сейчас еще мои средства и, так сказать, бизнесовские мысли вложены в сеть пивных «Толстый фраер» в Ленинграде. Вернул нормальным мужикам и студентам то, в чем я вырос. Не ирландские пабы, где дают осетровую нарезку, которая даром никому не нужна, да? И где хрустальные бокалы и пиво за 300 рублей! В России так не годится.

– Сами-то захаживаете посидеть?

– Очень редко. (Улыбаясь.) Но мужики счастливы в городе. И девушки тоже…

– Пивко какое предпочитаете?

– «Сибирскую корону». Но в самое ближайшее время, наверное, уже свое лить будем.

12 октября – для меня это страшный день

– Александр Яковлевич, я давно хотел у вас спросить… Страшный шрам на левой стороне головы, который отчетливо виден даже по телевизору, это…

– …автокатастрофа. Киев. Как сейчас помню – 12 октября. Кстати, что самое интересное, когда-то в этот же самый день, 12 октября, у меня останавливалось сердце в Австралии, и была клиническая смерть… И вот, Киев. Люди обгоняли. Не рассчитал. Ушел в дерево…

– А вы сами были за рулем?

– Нет. Как я всегда говорю (Улыбается.): «Я вожу автомобиль только по пустой дороге и без встречного движения». За рулем я с 75-го года, но – справа… А тогда я был на заднем сидении, спал. Если б я был на переднем сидении, как я обычно сижу… знаете, его там просто не было, оно после аварии вот просто исчезло… (Пауза.) Одно сплошное месиво. Видимо, меня бы просто размазало… Впрочем, если бы еще и не моя накачанная, так сказать, мускулатура, меня бы тоже не было в живых. Увернулся. Вывернулся. Отвернулся… Меня, наверное, просто Господь спас.

– …Рассказывают, что в последнее время Розенбаум стал оч-чень сентиментальным человеком – слезы в его глазах теперь можно увидеть все чаще и чаще.

– (Долгая пауза.) Просто я, наверное, стал старше. А у людей, кому за пятьдесят, я думаю, все-таки легче выжать слезу, чем у человека двадцатипятилетнего. Как мне кажется… Я вообще человек крепкий, в руках себя держать умею и по каждому поводу рыдать не кинусь, не стоит уж преувеличивать. Но бывают, конечно, вещи, когда и слеза выкатывается… Но это нормально. Хуже, когда человек не знает, что такое слеза.