Даши Намдаков: «Это лучшее, что я видел за всю жизнь. И это происходит у меня в деревне»

— Good morning! Это по-бурятски, — шутит всемирно известный художник и скульптор Даши Намдаков, обнимаясь с очередным гостем в нескольких километрах от своей родной деревни Укурик на берегу реки Хилок.

Мы говорим в созданном художником ленд-арт-парке «Тужи» в разгар арт-фестиваля. За окошком кафе «Чабрец» полыхает непривычно жаркое забайкальское лето. К Намдакову бесконечно подходят люди. Он всем улыбается, безропотно фотографируется, ставит автографы, безболезненно для собеседников отвлекается от интервью. Мы мягко возвращаем его обратно, погружаясь вместе с Даши в очередную попытку разобраться в том, чем на самом деле является его творчество. Откуда рождаются все эти бесконечные и невероятные в своей чарующей уникальности скульптуры, рисунки, картины, куклы, поражающие воображение деревянные драконы и возвращенные из глубины веков и тысячелетий мамонты, кочевники, шаманы и степные красавицы.

Кажется, сюда приезжают в том числе прикоснуться к великому. Великий спокойно перемещается в резиновых сапогах между своими скульптурами и поправляет тех, кто пытается обратиться к нему по отчеству: «Просто Даши».

И улыбается. Смеется. Рассыпает свою бесконечную добрую энергию на всё это наполненное людьми, скульптурами, уютными домиками и дорожками пространство «Тужи».

— У нас не было давно выставок в больших музеях.

— Почему?

— Как-то, ну… Здесь мы выставлялись, тут выставлялись, второй раз делать неинтересно. Сейчас идет выставка «Ясновидение» в галерее Бронштейна в Иркутске. И там же есть статичный зал. И всё.

— Надо, чтобы было много?

— Не надо. А зачем? Много не надо.

— А выставка кукол тоже у Бронштейна?

— Куклы кочуют. А у Бронштейна есть стационарная коллекция.

— Будет ли выставка в Чите?

— В Чите… Я на Иркутск решился с таким трудом.

— Почему?

— Они требуют залов. Серьезно подготовленных. Ну это выставка… В Чите нет таких залов.

— То есть нельзя просто так поставить условно в Художественном музее?

— Мне это так не нравится, когда ты привозишь, а они не поют друг к другу. У тебя тогда боль. Особенно вот эти, деревянные. Бронзовые как-то легче. А вот эта выставка, «Ясновидение», она другая, ей среда нужна.

Галерея Бронштейна в Иркутске готовит зал. Красит, делает освещение под каждую работу, подиумы — это грандиозная работа. Когда среды нет — химии не происходит. И люди, когда приходят, не чувствуют тоже этой химии.

— Что для вас сейчас главное?

— Главное?.. Нужно ли это главное вообще?

— На чём вы сейчас сконцентрированы больше всего? На дереве? (Впервые Даши серьезно начал работать с деревом как одним из ключевых материалов в начале 20-х годов — им была создана коллекция для Венецианской биеннале, но принять в ней участие не удалось. — Прим. ред.)

— Мы деревянную коллекцию сделали под Венецианскую биеннале и ушли в другие проекты. Я, например, ювелиркой не занимаюсь давно. Однажды понял, что высказался и дальше некуда. Но сейчас начал опять. Потому что я понял, что есть что говорить. Деревянная коллекция меня на это толкнула. Вот одна из таких вещей — золото покупаешь в банке в чистом виде и колотишь руками. Потому что вот эти вот брюлики — всё это такая чушь.

Прошлый год был такой… Монументальный. Мы начали работу со скульптурой Александра Невского для Кемерово.

Сейчас мы делаем две большие парные композиции из нержавеющей стали, 18–19 метров высотой, для большого жилого комплекса в центре Москвы, пока рабочее название «Он и она».

И потом мы сделали одну композицию для Восточного экономического форума.

— Что это будет?

— Я сейчас картинки покажу. Не люблю описывать словами.

— Что удалось здесь сделать к арт-фестивалю? (Арт-фестиваль современного искусства в начале августа проходил в «Тужи» уже во второй раз. — Прим. ред.)

— Появились новые качели, фигура Белого старца. Пирс у пруда… Моя работа «Коновязь».

Скульптуры других художников. Это очень важно, что приехали художники… И я очень рад, что мы работаем с Московским музеем современного искусства, потому что иначе пришлось бы всё это делать самому. (Смеется). Они организуют этот процесс, подбирают работы.

— Вы согласовываете то, что у вас может появиться?

— Конечно. Я одну вещь категорически отказался ставить. Потому что она не вписывалась в меня.

— А свою часть вы инициативно делаете, как душа лежит?

— Да-да.

— То есть нет никаких планов?

— Выяснилось, что с деревом нельзя планировать. Мы когда начинали здесь, в «Тужи», работать, в первый год я нарисовал кучу идей, а ребят отправил в лес собирать эти коряги. Приехал с эскизами и понимаю, что они никому не нужны, потому что тут лежат коряги, и из них надо что-то придумать. И этот подход на самом деле классный. В отличие от бронзы, когда ты всю идею придумываешь от начала до конца, дерево само себя диктует.

— Насколько вам комфортно подчиняться дереву?

— Это кайф.

— Почему Белый старец стоит вдалеке?

— Наш духовный учитель сказал, что гора с этой стороны парка тоже сильная. Ей покровительствует Ундур Хан, с бурятского — Высокий Хан. И он обижается. Чтобы отмолить, решили сделать скульптуру Белого Старца, как будто он вышел оттуда и смотрит на всё происходящее. У нас же тут много таких священных мест, в которые мы каждый год делаем обряды. И там уже был молебен.

— То есть парк будет развиваться в сторону Укурика?

— Мы будем в следующем сезоне продолжать делать тропу, мы в принципе уже начали. Будут скульптуры 12 знаков гороскопа. Чтобы каждый мог пойти к тому знаку, когда родился. Сначала была идея сделать деревянные, потом появилось предложение сделать из бронзы.

— А люди чаще понимают или чаще не понимают?

— Хорошо, когда чаще не понимают.

— Почему?

— Искусство — это такая штука, она не должна быть буквальной. Она иначе не интересна.

— Ну то есть это не оскорбительно, когда говорят: «Да что он там сделал? Ничего не понятно! То ли кошка, то ли мышь!»

— Вот, к примеру, опера вчера, да? (Намдаков имеет в виду оперу «Должит Хатан», написанную композитором и музыкантом Петром Айду для арт-фестиваля. — Прим. ред.) Ее невозможно показать в концертном зале каком-нибудь большом. Но в лесу возможно. Это же вообще просто... Я сидел — у меня мурашки по спине от этого произведения. Таня меня таскает (Намдаков имеет в виду свою жену. — Прим. ред.), она вообще любит классическую музыку, и я очень люблю симфонические оркестры, вообще оперы, разные эксперименты.

И я слушаю и понимаю — это лучшее, что я видел за всю свою жизнь, и это происходит у меня в деревне. И понятно, что для восприятия таких произведений нужна или насмотренность, или одаренность от природы.

— Ну вот какой процент этих людей вообще в мире?

— Абсолютное меньшинство.

— А что делать большинству? Насматриваться? Ну дай условно Маркеса почитать неподготовленной публике, публика скажет, что ничего не поняла.

— Кстати, Маркеса я когда читал, мы летели с Бодровым в самолете, я время от времени так хохотал в самолете, что надо мной смеялись. Столько эмоций в «Сто лет одиночества». В первой половине произведения. А потом — такая у меня тоска…

— Вы всегда понимаете, что вы делаете?

— Я завидую художникам, которые не озираются. Есть счастливые художники, которым по барабану, как его будут воспринимать, как комментировать. Это не я. Всё равно, когда ты работаешь со средой, с монументальной скульптурой, ты не можешь сказать: «Мне пофиг». Тебе никто не даст это сделать.

— То есть вы как будто бы обязаны соответствовать…

— Это даже не обязанность — ответственность. Потому что люди смотрят. Дети.

— Ну а вот поставили в Москве скульптуру в форме комков глины…

— Какушки?

— Да-да. Вот тут нужна ответственность?

— Я считаю, что здорово, что появилась действительно хорошая работа. Это очень классное современное искусство. Ему надо сотрясти, потрясти, эпатировать. Ну народ отреагировал так…

Мне понравилось.. Просто, если бы не эти комментарии, что она похожа на что-то там… Ты когда приходишь, всё равно невольно думаешь — действительно, похожа. А если бы не это, подойти посмотреть: классная штука-то.

— Что тогда не так?

— Реакция. Оскорбились.

— Надо на это ориентироваться?

— В данном случае Урсу Фишеру не надо. Объект временный, появился во дворе музея современного искусства. Ну не хотите — не смотрите, есть другие разные вещи.

Когда ты занимаешься проектом, который встанет на центральной площади города, статично и навсегда, это ответственность другого порядка.

— Бывает, что кто-то как будто вас направляет и вы сами еще толком не знаете, что у вас будет?

— В монументальной скульптуре это сложно себе позволить.

— Мы, пока ехали к вам, прочитали рецензии к альбомам про ваши выставки. Вы сверяете эти тексты или это критики пишут сами? Вы знаете вообще, что здесь про вас написано?

— Понятно, что я читал тогда… Но я про себя вообще, абсолютно честно, стараюсь не читать, не заглядывать, что там пишут в комментариях. Для меня вообще это больно. Ты вынужден это через себя пропускать. Рецензии — это тексты, в которые я не считаю возможным вмешиваться.

— Просто общее мнение сразу нескольких критиков, что центром мира и искусства Даши является степь. Но когда знаешь, где находится Укурик (село находится на границе степи и глухого леса. — Прим. ред.) и когда смотришь на ваших «Хранителей», нет убеждения, что мир Даши — это только степь.

— Я вообще не человек степи. Скорее, таежный. Разве что если великой степи. Хунны, гунны, артефакты их империй, кочевая культура, которая после себя ничего не оставляет, кроме бронзового века.

— А вы чувствуете себя кочевником?

— Чистой воды. Если я раньше, когда мир был другим, мотался часто, то сейчас меньше. Но мне вот весной так захотелось куда-нибудь выскочить. Как-то я нормально-нормально трудился и вдруг почувствовал, что надо вырваться. И не хочу в Европу точно, а единственное место, куда хочу, — это Таиланд.

И я поехал в Таиланд, там на север сначала, потом на юг, вот так помотался и понял, что я там хочу снять дом и приезжать, работать время от времени там, потому что у художников бывают такие моменты.

— Критики фантазируют, что вам снятся будущие работы. Можете ли вы объяснить, как это происходит на самом деле?

— Процесс творчества, он такой… необъяснимый. С этим точно рождаешься. Это Бог тебя награждает.

— То есть нельзя в себе взрастить талант?

— Нет, невозможно.

— Какие у вас бывают перерывы в творчестве? Ну условно — сколько вы можете ничего не делать?

— Я не могу ничего не делать. Никогда. Я всегда в процессе. Это мое счастье и это моя боль. Люди, которые со мной рядом живут, они вынуждены с этим жить.

Мы Соню (Даши говорит о старшей дочери. Всего у него три ребенка — старший сын и две дочери. — Прим. ред.) замуж отдали в промежутке между событиями в парке. Просто поехали, зарегистрировались и начали работать. Даже свадьбы не играли.

— А вот вы, например, приехали в Таиланд, лежите себе на пляже. Через сколько вам захочется что-то сделать?

— Я никогда на пляже в Таиланде не валяюсь.

— А что делаете?

— Храмы, природа... Смотрю, как люди живут, как трудятся. Опять же, это не моя история — пляж.

— А через сколько вам захочется взять в руки карандаш, айпад, что-то набросать?

— У меня мозг, мне кажется, не отдыхает.

— Насколько вам в этой бешеной производительности комфортно жить?

— Ну, наверное, неправильно столько делать. А как быть, если я такой? Люди же разные. Есть те, которые в другом темпе живут, они в гармонии. Я в этом темпе. И когда сбавляю, у меня дисгармония.

— Можно ли купить, например, вашего генерала? За сколько?

— По-моему, в интернете даже есть его цена. Но эту нельзя купить, потому что она здесь стоит.

— А вы знаете, где остальные?

— Нет. Офис, наверное, знает. А я… Ну, поймите, что я уже в таком возрасте, когда… Ну был этап, когда я сильно развивался и мне было это очень интересно — продажи, контракты. А сейчас я в свободном плавании, не законтрактован ни с какими галереями. И это такое счастье.

Слава богу, что у меня дети выросли, семья этим занимается, и я точно не интересуюсь, во сколько это нам обойдется, за сколько это будет продаваться. Но это вся жизнь ушла на то, чтобы я получил эту свободу. Битвы с галеристами отняли столько нервов.

— А вот эти изменения, которые в мире произошли за последние два с половиной года, они сделали вас свободнее?

— Нет, это случилось раньше. И они меня никак не ограничили ничем.

— Так и ничем?

— Ничем. Ну вышел я (Даши кивает на парк перед нами), делаю себе качели.

«Чита.Ру» пристально следит за творчеством художника. На городском портале выходило несколько интервью с Намдаковым, вы можете прочитать и посмотреть их здесь:

• большая беседа с Даши Намдаковым зимой 2021 года — художник рассказывает об идее «Тужи» еще до создания парка;

• репортаж из «Тужи» после его открытия;

• видеоинтервью с Намдаковым в его мастерской в Москве весной 2022 года;

• большое интервью с Даши, взятое накануне открытия первого фестиваля современного искусства в Укурике;

• видеоинтервью с Даши в его мастерской в Москве в конце 2023 года;

• видеоинтервью с дочерью Даши Соней Намдаковой, взятое зимой 2023 года в «Тужи»;

• видеоинтервью с умельцами из Укурика, которые занимаются изготовлением унтов — это мастерство местные жители сохраняют на протяжении десятилетий, и Даши является одним из идеологов проведения в Забайкальском крае ставшего ежегодным фестиваля унтов.