Руководитель инвестиционной финансовой компании «Линова», являющейся стратегическим консультантом II Международного саммита исламского бизнеса и финансов, рассказывает о том, почему это мероприятие стоит посетить каждому исламскому инвестору, который рассматривает возможность выхода на российский рынок.
– Линар Габдельнурович, ожидается, что на KAZAN SUMMIT приедет большое количество иностранных инвесторов. С чем, на ваш взгляд, это связано, и почему у них есть желание вкладывать деньги в экономику России?
– На мой взгляд, Казанский саммит интересен зарубежным и, прежде всего, исламским инвесторам тем, что его тематика близка и понятна им по своей атмосфере. Дело в том, что изюминка этого международного мероприятия заключается в том, чтобы показать его участникам, как они могут войти в российский бизнес, опираясь на привычные для них финансовые модели, ведь на саммите мы большой упор делаем на практическую сторону внедрения этических финансов в нашу страну.
И в этом случае инвесторы, с одной стороны, и потенциальные реципиенты, с другой, получают возможность встретиться и решить все интересующие их вопросы не только друг с другом, но и с партнерами, представителями органов власти и юристами, которые специализируются в сфере исламского права. Прошлогодний саммит, как мне кажется, смог донести этот позыв.
– Что вы имеете в виду?
– Год назад на KAZAN SUMMIT 2009 делегаты из ряда российских регионов проводили презентации, в которых был раскрыт инвестиционный потенциал различных уголков нашей страны. Тогда каждый инвестор смог получить представление о том, какая территория или какая идея интересна лично ему и во что он готов вложить средства в первую очередь. Думаю, на нынешнем саммите, число участников которого значительно расширилось, мы сможем не только увидеть новые проекты, но и узнать об итогах реализации тех программ, которые были развернуты после I саммита.
– А нет ли у вас опасения, что инвесторы все же не будут очень активно приходить в Россию, где много проблем с законодательством и высок уровень коррупции. Ведь они могут выбрать какой-нибудь развитый или развивающийся рынок?
– Во-первых, рынки развитых стран – Европы или Северной Америки – интенсивно осваивались арабским бизнесом в 90-е годы прошлого века, но в начале 2000-х по целому ряду причин значительная часть вложенных средств вернулась обратно в Залив.
Если говорить непосредственно о самом исламском регионе, то есть локальных вложениях, то здесь созревает не так много привлекательных инвестиционных проектов, которые сочетали бы новые технологии с возможностью выхода на перспективные и крупные рынки. Реально интересных стран среди членов Организации Исламской конференции (ОИК) 10-15, но и в них есть проблемы с коррупцией и законодательством. Если же рассматривать Латинскую Америку или Азию, то там тоже не все гладко.
Акцентируя внимание на достоинствах нашей страны, сошлюсь на слова руководителя одного из исламских инвестиционных фондов. Как-то во время нашей беседы он сказал так: «Россия по большому счету ничем не отличается от многих развивающихся рынков, но её преимущество в том, что здесь все еще есть научный и человеческий потенциал. У вас до сих пор много изобретений, которые не внедрены в практику из-за отсутствия внутреннего спроса или должного финансирования».
Если бы нам удалось запустить инвестиционный механизм, мы бы могли открыть для себя те же страны ОИК как потребителя наших технологий.
– Вы говорите о производстве?
– В том числе и о нем. Активность инвесторов в этом направлении зависит от экономических показателей, которые будут демонстрировать наши предприятия. Россия, не буду отрицать, не остров стабильности. Возглавляемая мной компания «Линова», занимаясь сделками слияния и поглощения, сталкивается, например, с тем, что у нас в стране недостаточно четко продуман как вопрос правильного ввода инвестиций, так и момент их вывода. А для инвестора это крайне важно. В том числе и по этой причине усилия организаторов Казанского саммита направлены на то, чтобы владельцы капитала и реципиенты могли выработать схему взаимодействия сообща.
– Привлекательные ниши в российской экономике, судя по вашим словам, есть, но ведь в 2008 году, в острую фазу кризиса, произошел весьма ощутимый отток иностранных инвестиций. Сейчас, конечно, некоторая стабильность уже наступила, но настал ли тот момент, когда можно говорить, что риск находится на приемлемом уровне?
– Большинство инвесторов, которые вкладывают в российский бизнес, – это венчурные инвесторы, которые понимают, на что идут, и принимают риски вполне осознанно. Тот, кто идет первым, априори набьет больше шишек, но в то же время именно он может рассчитывать на максимальный результат.
Сегодняшние инвесторы, по моим наблюдениям, не являются представителями какой-то конкретной страны. Это, скорее, тонкая прослойка людей с определенным подходом, готовых открывать для себя новые рынки и делиться своими знаниями, рассчитывая в ответ на хорошие прибыли.
Что касается кризиса, я думаю, нет индикаторов, которые сказали бы точно о том, что он уже закончился. Поэтому сейчас рынок, скорее, находится на низком старте. А в такое время, как известно, владельцы капиталов, готовые принять риск, выходят на охоту. Если они окажутся достаточно успешными, на что я очень рассчитываю, то это будет серьезным залогом того, что в нашей стране будет создан большой пул исламских инвестиций. Именно так, образно говоря, появляется сначала тропка, потом колея, а затем и высокоскоростная магистраль там, где раньше был непроходимый лес.
– Линар Габдельнурович, а какие отрасли российской экономики являются наиболее привлекательными для инвесторов?
– Сложно сейчас найти человека, который будет инвестировать в старт-апы. Поэтому на данный момент желательно, чтобы инициатор проекта мог предложить потенциальному инвестору какие-то активы или интересные партнерские условия. Тем более это важно для тех, кто приходит к нам из стран исламского мира. Там очень распространены такие схемы, как мушарака и мудараба. В первом случае партнеры входят в проект и своими деньгами, и возможностями управления. Во втором – инвестор вкладывает деньги, а инициатор проекта – управленческий ресурс. Как мне кажется, наиболее оптимальным вариантом является именно мушарака. Хотя и при стратегии мудараба инвестор может оказаться в не меньшем выигрыше, И, например, по достижении определенного результата выйти из бизнеса, продав свою долю управляющему партнеру или третьим лицам. Разумеется, уже по стоимости гораздо выше той, по которой он входил в дело изначально.
– А нет ли в таком случае запрета на продажу бизнеса тому собственнику, который будет вести его по европейским, а не исламским правилам?
– Нет, подобных табу нет. Для сравнения проведу следующую аналогию: у многих есть телевизор как форма, но каждый наполняет его определенным содержанием, отдавая предпочтение, например, образовательным или экстремистским программам. Инструмент же при этом остается один.
Также и с этичностью бизнеса. Она заключается в том, что я, будучи инвестором, должен делать все в соответствии с канонами шариата, а что будет с ним после продажи, это дело покупателя. Новый хозяин – новые правила. Хотя, конечно, я не спорю, что заданный курс все же лучше продолжить.
– Ранее вы упомянули об особых условиях, которые на Казанском саммите создаются для инвесторов из исламских стран. Нельзя ли рассказать о них подробнее?
– Каких-то принципиальных преференций нет, но есть важные отличия нашего саммита от Сочинского или Санкт-Петербургского форумов. На них, как правило, иностранцы приезжают для того, чтобы прощупать ситуацию в России. А к нам едут те, для кого нет интересных предложений на традиционных мероприятиях. Здесь, в столице Татарстана, инвесторы не только находят знакомую среду, но и такие проекты, которые отобраны с учетом тех реалий, в которых они привыкли работать. Такая состыковка позволяет им и инициаторам проектов говорить на одном языке и взаимодействовать с максимальной эффективностью.
