Прокуратуру Татарстана Кафиль Амиров возглавляет восемь лет. За это время сделано немало – из криминальной столицы Казань превратилась во вполне безопасный город, а законодательство республики было приведено в соответствие с российским. Однако, как считает сам Кафиль Фахразеевич, успокаиваться ни в коем случае нельзя. Иначе все придется начинать по новой.
– Кафиль Фахразеевич, две недели назад в «живом журнале» Ирека Муртазина, эксперта Международного института гуманитарно-политических исследований, со ссылкой на «достоверные источники» появилась информация, что вы уходите на должность заместителя генпрокурора России. Можете подтвердить или опровергнуть ее?
– Не знаю, откуда он это взял. Совершенно серьезно. Таких разговоров даже нет! Пусть я 10 раз достоин этой должности, у меня, к сожалению, критический возраст. Мне остался всего один год до предельного срока службы в прокуратуре. Ну а коней на переправе не меняют. Кто меня туда переведет на год? Приятно, конечно, когда тебе перемывают косточки на повышение.
– Не так давно был застрелен прокурор саратовской области Евгений Григорьев. Приняли ли вы какие-либо меры для обеспечения собственной безопасности?
– Я вам пример приведу. 1982 год, я – прокурор Вахитовского района. У власти Андропов, который установил новый порядок работы с гражданами. Приемы стали вестись в нерабочее для них время – с 18:00 до 21:00. Даже аптеки и парикмахерские стали работать дольше. Сижу, время полдесятого вечера, скучаю. Приходит пожилая женщина и удивляется, что я ОДИН веду прием – ведь кто-нибудь может зайти и убить. Как мог, успокоил ее, сославшись на милость Всевышнего. На самом деле убийство прокурора – из ряда вон выходящее событие. В прокуратуре работаю 36-й год, и на моей памяти таких случаев единицы. У работников прокуратуры всегда был высокий авторитет. Те, кто находится в колонии, считают, что их права может отстоять только прокурор. Даже если рассуждать таким образом – этого прокурора мы убьем за слишком рьяное исполнение обязанностей – то не известно, кто придет на его место. Могу сказать, что угроз в мой адрес ни разу не было. А если брать личную охрану... Я наблюдаю за теми должностными лицами, у которых она есть. Наверно, это очень утомительно, когда рядом с тобой постоянно чужой человек. Так что у меня все по-прежнему. Аллах нас убережет…
– В 90-е Казань считалась криминальной столицей Поволжья. Как обстоит дело сейчас?
– Я считаю, что Казань – один из самых безопасных городов. Это подтверждают социологические исследования, проведенные солидными организациями. Даже в послании президента Шаймиева Госсовету прозвучало, что народ более недоволен, так сказать, «гражданскими» ведомствами, а не работой милиции и прокуратуры. Криминальная фактура была подорвана теми большими делами, которые мы расследовали последние годы. Сейчас перед оперативниками стоит задача такая – не допустить, чтобы опустевшие места заняли другие. Говорят, что физические законы нельзя переносить на законы общества, но в данном случае природа не терпит пустоты.
– Последнее значимое дело в РТ – приговор «Исламскому джамаату». Какие процессы на очереди?
– Дела типа «Исламского джамаата» для республики не характерны, поэтому ничего подобного нет. У нас все спокойно в конфессиональном отношении. Подобные всплески обычно инспирируются извне – из средней Азии, Кавказа. Само население и священнослужители очень активно с этим делом борются, потому что если доверие власти будет подорвано, восстановить его будет сложно. Тому есть подтверждение. В одном из районов Татарстана (не скажу в каком) население сообщило «куда надо» о посланце с Северного Кавказа, который в мечети (до и после проповеди) проводил соответствующие беседы. Я не считаю это доносом. Просто люди не хотят, чтобы обстановка дестабилизировалась.
– А бандитские?
– В стадии следствия множество интересных дел – перечислять сейчас очень долго. К сожалению, нельзя за раз всех переловить и на этом успокоиться. Появляются новые группировки, хотя не такие крупные. Можно сказать, что закончили большие дела в Казани, Набережных Челнах. Подошло время взяться за Чистополь, Нижнекамск. Результаты приносит только планомерная работа.
– О том, что среди чиновников буйным цветом цветет коррупция, говорят не только на кухне, но и на официальных мероприятиях. Причем говорят об этом люди, обличенные властью. Почему тогда нет громких процессов?
– Когда меня журналисты спрашивают, почему нет громких процессов, всегда отвечаю – ну и хорошо, что нет! Это значит, что у нас нет такого уровня взяткополучателей. Поверьте мне как прокурору, что серьезнейшая работа идет на всех уровнях. Мы никого не милуем и не прощаем. Республиканский закон «О борьбе с коррупцией» (такого нет даже на федеральном уровне) в первую очередь направлен на профилактику преступлений. Например, если человек намерен работать в органах власти, по нему проводится проверка. Особенно проверяются те, кто в самом низу решают проблемы населения. В прошлом году было привлечено к ответственности значительное количество лиц из муниципальной сферы управления, связанных с отводом земли в районах, с разрешениями на строительство.
– В прокуратуре Татарстана начал работу новый отдел по надзору за исполнением законодательства о противодействии коррупции. Расскажите, пожалуйста, о первых результатах работы отдела.
– Работать начали сравнительно недавно, чуть больше месяца. Главная задача – стать координатором работы в масштабах прокуратуры РТ, в то же время поддерживать контакт с другими подобными структурами и осуществлять надзор. Конечно, один отдел погоды не сделает, но это говорит о значимом отношении к проблеме коррупции руководителей страны и республики.
– Как ведется надзор за соблюдением законодательства при расследовании преступлений, связанных с долевым строительством жилья?
– Мы обобщили эту практику и установили виноватых. Виноватых много, целая цепочка. Еще в 2005 году должен был появиться надзирающий орган за строительными компаниями. Ему застройщики должны были отчитываться за каждый рубль, принесенный дольщиками. Но органа не было. Но меня всегда удивляет наивность наших граждан. Если кто-то наступил на грабли, других это не учит. Каждый хочет сам получить черенком по башке. У нас был случай: идет следственное действие в одной из таких контор, изымают документы, руководитель уже под стражей, приходит мужичок с пакетом денег и спрашивает, где тут можно квартиру купить. Иногда кажется, что люди сами хотят, чтобы их обманули. Может, они не виноваты, а виновата старая система?..
– Кафиль Фахразеевич, на каком этапе сейчас находится работа по приведению республиканского законодательства в соответствие с федеральным?
– Это была такая мука! И процедура эта как раз привела меня в кресло прокурора республики. Мой предшественник ушел в отставку, так как не мог ломать то, что при нем принималось. Давление на нас ведется с двух сторон (причем не всегда обоснованное), надо как-то выстоять, реноме свое сохранить. Уж как на меня только не давили федералы – давай опротестуем право законодательной инициативы прокурора по Конституции РТ (было у нас такое хорошее положение, правда, воспользовались им единожды). Опротестовали, из Конституции исключили. Теперь новая волна – добивайтесь, чтобы у вас было право законодательной инициативы. Один из руководителей республики мне прямо сказал: «Ты что думаешь, что под прокурора каждый раз будут Конституцию переделывать?»
Мне еще почему легче... Только не подумайте, что это лесть какая-то. Минтимер Шаймиев как-то спросил меня, почему мы опротестовываем уже принятые законы, а не участвуем в их разработке. И родилась интересная процедура – мне присылают проекты законодательных актов, а мы пишем по ним заключение. Теперь другую нишу разрабатываем. В республике 998 муниципальных образований, и их акты требуют пристального внимания.
– Как вы относитесь к суду присяжных?
– Можно я блесну эрудицией?
– Конечно!
– Суды присяжных появились в России после судебной реформы 1864 года. Закон дал шесть лет, чтобы подготовиться к их внедрению. Первый процесс в Казани состоялся весной 1870 года. Государственным обвинителем выступал помощник губернского прокурора Анатолий Кони, будущий знаменитый юрист. Судили крестьянку села Теньки и ее любовника, отставного солдата. Они отравили мужа крестьянки. По инициативе Кони вызвали профессора медицинского факультета Казанского университета, который рассказал присяжным о механизме причинения смерти. В результате солдата сослали на каторгу в Сибирь, а женщину отправили в ссылку. На процесс выдавали пригласительные билеты, так как было много желающих присутствовать.
Несколько лет действует процесс возобновленный, к которому я всегда критически относился. В советское время суд вершили три человека: судья и два народных заседателя – «кивалы», как называли их в народе. Затем их сократили. Если дело сложное, его рассматривают три профессиональных судьи. Что теперь: собралась группа людей, не юристы, обсуждают, каждый рассуждает в силу своей своей профессии и убеждений, но окончательное слово остается за судьей. К тому же большинство тех, кому предстоит предстать перед судом, зная, какие решения чаще выносят присяжные заседатели, выбирают только судью.
– Когда суды присяжных появятся во всех регионах?
– Я думаю, что изучение работы действующих судов покажет.
– Тогда нужна ли в России смертная казнь?
– Не только в России, вообще нужна. Мне как гражданину кажется странным, что человека, порешившего нескольких, приговаривают к пожизненному заключению. Он жив, а те – нет. И родственники погибших не испытывают удовлетворения этими приговорами. В США в некоторых штатах печатают объявление «Те, кто желает принять участие в казни такого-то гражданина, могут подойти к стене тюрьмы». Там выведена кнопочка, и каждый может нажать на нее. Возможно, от этого нажатия пошел ток к электрическому стулу. Родственники испытывают удовлетворение, что справедливость восторжествовала. У нас же рассчитывали, что душегубов наберется на одну колонию. Думали, что они будут уходить из жизни. Ничего подобного! Еще две колонии пришлось открыть. Если смертная казнь будет введена за самые тяжкие преступления, народ отнесется с пониманием. Но с другой стороны, мне как сотруднику прокуратуры полагалось присутствовать на казни. Я так разволновался, что Аллах услышал мои мольбы. За два дня пришла телеграмма от Ельцина о введении моратория. К чему я все это? Очень неоднозначное отношение к сей процедуре.
– Правозащитники Казани называют вас прогрессивным прокурором. Вам это льстит или это так и есть?
– К лести и подхалимажу отношусь очень спокойно. Даже на совещаниях, когда что-то пытаются ввернуть, сразу пресекаю. Себе цену знаю, и этого достаточно. Ну а если в глазах правозащитников я таким являюсь – очень хорошо. И потом, я всегда и со всеми веду себя ровно, годы работы меня научили. Я стараюсь отслеживать и внедрять новинки, которые помогут нашей работе.
– Вы сказали, что знаете себе цену...
– В каком плане знаю себе цену... Из 36 лет работы 28 являюсь руководителем. Иногда жена говорит, что нас приглашают в гости. Я знаю того человека, его должность, но он мне неинтересен. В таких случаях говорю, что пригласили не меня, а мое рабочее кресло. Сменю работу, и меня уже не позовут.
– Вы были инициатором издания сборника пословиц и поговорок для государственных обвинителей под названием «Метко сказать – порок наказать». Стала ли речь гособвинителей более образной?
– Мы выпустили два сборника – на татарском и русском. Я знаю, что они стараются использовать поговорки. Директивой ведь это не введешь. И пословица должна быть уместной.
– Вас называют лучшим фотографом среди прокуроров, лучшим прокурором среди фотографов. Чем еще увлекаетесь помимо фотографии и икебаны?
– Ими и увлекаюсь. Искусству составления икебаны меня научила женщина, пришедшая на прием. Разговорились, оказалось, что она с Украины, где я учился. Когда мне приносят букеты, я их всегда освобождаю от упаковки, подрезаю и заново ставлю в вазу, но уже со знанием дела. Затем что-то высушиваю и составляю композиции, которые дарю. Очень люблю коряги всевозможные. Жена смеется, говорит – умные везут из деревни творог и яйца, а ты деревяшки. Как-то мне нужны были веточки, я присмотрел, где можно срезать. Помните, за театром им. Мусы Джалиля рос кустарник? Вечером уговорил жену пойти со мной «на дело». Иногда приходится идти на правонарушения. (Смеется). Знаете, что меня успокаивает? Кустарники выкорчевали. Жаль, что я не видел, когда это было – сделал бы запасы.
– Фотоаппарат всегда с вами?
– В поездках. У меня нет времени выйти на фотоохоту. Всего пару раз получилось.
– А людей снимаете?
– Да. Говорят, что особенно хорошо получаются женщины. Почему? Женщины – народ богатый. У них по два подбородка бывает, складочки всевозможные. А я стараюсь снять их так, чтобы сделать бедными. И они довольны!